— Я хочу, чтобы ты сделала для меня одну вещь, — сказал он полушепотом и оглянулся в поисках смотрящих в его сторону посторонних ушей.
— Что же?
Он наклонился к ней почти вплотную и начал щекотать ее ухо жаром своего заговорщицкого шепота, объясняя инструкции к дальнейшим действиям.
— И почему это должна делать именно я?
— Потому что тебе дальше работать с этой командой, а значит именно тебе прямо сейчас надо начинать показывать свой авторитет.
Он говорил разумные вещи, и Вильма не могла с ними поспорить, даже если бы захотела. Ей вдруг начало казаться, что между ними возникает какое-то давно утраченное чувство. Возможно, это было взаимопонимание.
— Хорошо, но тогда и ты мне скажи одну вещь, — воспользовалась она интимностью момента и повторила вопрос, который все последние сутки танцевал на ее языке. — Зачем ты устроил весь этот боксерский цирк? Ради чего?
— А тебе он не понравился?
— Это было глупо.
— Мне не нужна рациональная оценка, просто расскажи о своих впечатлениях.
Она замялась, нервозно выковыривая правильный ответ из уголка своей куртки.
— Ну… это было волнительно.
— Вот именно. Взгляни на них, — указал он носом на группу людей, усевшихся на палубу и продолжающих сотрясать воздух своими воскликами. — Веселятся. Даже ты, я видел, сегодня пару раз улыбнулась. Пополнила коллекцию снимков.
— И все ради веселья?
— Нет, конечно, я просто очень горел желанием заставить двух моих подчиненных набить друг другу морды! — саркастично протараторил он и улыбнулся. — У нас у всех недавно было потрясение. В результате Радэк с Акселем что-то не поделили, Ирма начала обвинять меня в недоверии, Петре начал от безделья совать свой нос, куда не следует, в общем, все начали по-своему сходить с ума. Мне нужно было что-то, что сумеет ненадолго вырвать нас всех из рутины, собрать в одном помещении и зарядить нас новыми сильными впечатлениями, которые смогут вытеснить старые. Трудотерапию я сразу отсек, как неэффективное средство, и вдруг Радэк с Акселем подали мне идею.
— То есть ты хотел устроить нам всем что-то вроде праздника?
— Вот именно, — засветился Ленар от самодовольства. — Получилось?
Она посмотрела еще раз на своих коллег. Петре рассказывал один из своих похабных анекдотов, который заставил Ирму поперхнуться овсяным печеньем, пачка которого волшебным образом родилась у нее из-за пазухи. Эмиль похлопал ее по спине, и она поблагодарила его, размазывая по щекам слезы смеха. Аксель начал вспоминать какую-то историю, связанную с пищевым отравлением, но Радэк перебил его, заверив, что все эти историю уже слышали от Эмиля. Густав попросил пару печенек и продолжил свое участие в разговоре оживленным хрустом. Ирма напомнила бойцам, что им вот уже минут пятнадцать как необходимо ополоснуться в душе. Радэк ответил что-то про «еще пять минуточек» и начал пространные рассуждения о том, почему боксерские варежки принято называть перчатками. За ними по-прежнему наблюдала своим холодным стеклянным глазом камера на трех ножках — Петре решил, что такие моменты стоит документировать, и в этом с ним сложно было спорить.
— Пожалуй… — с неохотой признала Вильма. — Я бы до такого не додумалась.
— Спасибо.
Ей хотелось ответить, что это было совсем не комплимент, но в одном Ленар точно был прав — посреди космоса бывают необходимы источники хорошего настроения, и даже Вильма не в праве его портить.
— Давай, — указал он взглядом на эпицентр веселья, и слегка подтолкнул Вильму, — пока все здесь.
— Илья еще не вернулся.
— И черт с ним, потом лично ему все скажешь.
Она сделала нерешительный шаг к рингу. За ним последовал второй, а в голове уже варилось рагу из слов, которое требовалось правильно сервировать. В центре ринга она замерла и немного поморщилась, разглядев пятнышко крови, потерянной Радэком из разбитой губы.
— Минутку внимания, — потребовала она и сделала два хлопка в ладоши над своей головой. Внимание, которого она потребовала, стянулось на нее незамедлительно, воздух замер в выжидающей тишине, и казалось, что даже камера чуть-чуть повернулась в ее сторону. — Сегодняшний бой был весьма захватывающим, и я нахожусь под большим впечатлением от проявленного мужества, стойкости и силы характера. Тем не менее, я обязана напомнить всем вам, что это был последний раз, когда умышленное причинение вреда здоровью прошло безнаказанным. Наша работа проходит в дали от цивилизации, и в случае чрезвычайной ситуации помощи извне мы можем не дождаться. Поэтому наша святая обязанность — беречь себя и своих товарищей. Лишь так, и никак иначе, мы докажем, что достойны оказанного нам доверия. Прошу тех, кто все понял и согласен со мной, поднять руку.
Небольшая роща из поднятых рук выросла без промедления. Вильма насчитала шесть поднятых ладоней и оглянулась. Ленар беззвучно подошел к ней со спины, и когда их взгляды столкнулись, его раскрытая ладонь поднялась на уровень плеча. Семь. Вильму это число не устроило, и она воздела свою руку к потолку. Восемь. Руку Ильи она так и не увидела — этот скользкий тип мастерски скрывал свои намерения и не менее мастерски уходил от ответов даже на поставленные в лоб вопросы. Такая ли хорошая идея — личный разговор с ним?
Удовлетворившись тем, что есть, она опустила свою руку.
— Хорошо. Рада, что вы все понимаете. А теперь… — она уселась на палубу, втиснувшись в свободное пространство между Ирмой и Эмилем, — вы не угостите меня печенькой?
Время текло ручьем, пропускную способность которого нечем было измерить. Вечер был днем, день был ночью, часы переливались в секунды, а секунды испарялись утренней росой. Пачка печенья закончилась так же стремительно, как и началась, следы крови давно спеклись, майка на Радэке уже начала подсыхать, и пришла пора объявлять мероприятие состоявшимся. Когда «пять минуточек» Радэка стали достаточно сильно похожими на полчаса, Ленар приказал ему с Акселем привести себя в порядок, а всем остальным — собираться. Для Ирмы это обозначало сделать уборку, для Эмиля — упаковать инвентарь, а для Вильмы — найти пропавшего без вести.
Это было до такой степени смешно, что Вильма позволила себе нервно усмехнуться.
— Как я его найду? — спросила она у Ленара в третий раз.
— Как-нибудь, — ответил ей Ленар в третий раз. — Не оставлять же его здесь?
— Почему нет?
— В смысле?
— Он взрослый мальчик, — закатила она глаза. — Я бы сказала, мальчик полуторавековой давности. Сам как-нибудь найдется. Вернется в шлюз, наденет свой скафандр и выйдет на связь.
— Вы с ним вместе пришли, — настоял он строгим тоном.
— Этого больше не повторится.
— Он тебе ничего не говорил?
— Говорил, конечно, — скорчила она пренебрежительную рожицу. — Много всякого говорил. Особенно про мои волосы. Думаешь, это как-то связано с его исчезновением?
— Не льсти себе, — отрезал он, и Вильма не смогла понять, что скрывалось под этой
