Оказавшись в подвале, она сложила руки на груди и уставилась на распятого Гетаинира.
— Хотел меня видеть?
Он долго смотрел на неё, и по его лицу я не мог прочитать ничего определённого. Ну, разве что точно мог сказать, что особо страстным обожанием там и не пахнет. Это вызвало у меня непроизвольный вздох облегчения, но, как выяснилось, преждевременно.
— Есть ещё одна очень интересная пытка, — заметила Натсэ, когда пауза затянулась. — Для неё с заключённого нужно снять штаны и закрепить над нужным местом ОЧЕНЬ острое лезвие. После чего в камере появляются обнажённые красавицы и предаются любовным утехам на глазах несчастного. Стоит ему увлечься зрелищем, как его мужская гордость начинает упираться в лезвие. Сначала чуть-чуть, но он понимает, что ещё секунда-другая, и спасать будет нечего. Некоторые особо нетерпеливые палачи поят жертв специальным составом, многократно усиливающим мужские способности.
— А такой есть? — заинтересовался я.
— Нет! — решительно заявила Натсэ, даже рукой взмахнула. — Я всё выдумываю. Забудь. Выброси из головы!
Секунду-другую подумав, я решил счесть это комплиментом. Правда, тут же возникло беспокойство. Ведь раньше я был магом Огня, что вроде как и давало мне столько преимуществ против сразу двух соперниц. А теперь я тварь иного рода. И сохранятся ли мои способности? Надо будет обязательно проверить. Например, сегодня ночью. Только лучше сразу притвориться, что очень устал, на всякий случай, потому что... Блин, да о чём я вообще думаю, стоя в тюрьме напротив человека, которого растянули на условно-магической дыбе?! Больной ублюдок...
Впрочем, у Гетаинира, кажется, мысли шли в том же направлении.
— Что, — усмехнулся он в лицо Натсэ, — беспокоишься, что братику жены не хватит?
— Мы тебе врали, Гетаинир, — сказала она.
— Это я уже понял.
— На самом деле Боргента — моя жена, а сэр Ямос — наш телохранитель.
От неожиданности Гетаинир поперхнулся воздухом на вдохе и надолго закашлялся. Натсэ спокойно наблюдала за его мучениями.
— И... И что же нужно, чтобы клан принял подобный брак? — просипел он.
— А что, у тебя есть на примете симпатичный мальчишка? — мрачно пошутила Натсэ. — Боюсь, поздно спохватился, заключённым в брак вступать запрещено. Так что же такого важного ты хотел мне сказать?
Переведя дыхание, Гетаинир заговорил медленно и спокойно:
— Да, в общем-то, ничего особенного. Мелочь. Может, и вовсе ерунда окажется. Но мне бы хотелось облегчить душу перед тем, как я... Ну, вы понимаете. Да, всё верно, я — выходец из деревни, которую пожрали болота. Не было никаких нашествий лягушек, просто болота подступали всё ближе, а лягушки... Ну, они появлялись, да, не без того. Однако жители до последнего надеялись справиться. Занимались мелиорацией, ждали, что маги им помогут. Надеялись на меня, ведь я — маг, который учится в академии. Но сам я не мог ничего, а когда пытался достучаться до настоящих магов, они только отмахивались от меня. Время было жуткое и непонятное: не так давно пал клан Огня, со Стихиями творилось незнамо что, и до какой-то крохотной деревеньки никому не было дела. Единственное, чего я добился, — в Дирн отправили вежливую рекомендацию провести разведку. Местный магический страж верно прочитал всё между строк и, не отрывая зад от стула, состряпал ответ: всё, мол, в рамках допустимого и беспокоиться не о чем. А деревня умерла.
— Мне грустно, — сказала Натсэ. — Я рыдаю. Дальше что?
— Дальше?.. Да ничего, собственно. Ещё несколько деревенек погибло. Некоторые люди уходили, некоторые оставались до тех пор, пока не становилось поздно. Жуть берёт, до чего людям страшно покинуть насиженное место. Иногда даже молодые предпочитают смерть, что уж говорить о стариках...
— Я не понимаю, к чему эта болтовня, — пожала плечами Натсэ. — Ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала? Я могла бы простить тебе всё, что угодно. Но ты обманул моё доверие, ты прикоснулся к тому, что принадлежит мне, и причинил вред. Такого я не прощаю.
Это она, видимо, про Авеллу. Жестковато, конечно, звучит, но я думаю, Авелла была бы рада такое услышать. Она радовалась любому признаку того, что Натсэ её ценит.
— Прощение меня не интересует, — поморщился Гетаинир. — Я сделал, что сделал, и ни о чём не жалею. Однако возвращаясь мыслями в мою родную деревню, я вспоминаю кое-что интересное... Была одна женщина, ей в жизни не особо везло. Муж-лесоруб погиб — его придавило деревом. Я тогда ещё ребёнком был. Женщина долго горевала, многим женихам дала от ворот поворот, от горя её красота быстро увяла. От неё отступились все. Относились как к старухе, хотя ей ещё и тридцати, наверное, не было. Только вот однажды у неё появился странный жилец. Я его ни разу не видел, но пересудов слышал немало. Одно время в деревне только и разговоров было о том, что теперь с нами живёт маг, и теперь-то, мол, в деревеньке всё пойдёт на лад. Однако не пошло... Маг вскорости исчез, оставив женщину в интересном положении...
Гетаинир облизнул пересохшие губы и, глядя куда-то в сторону, продолжил:
— Я тогда уже учился в академии, в деревне бывал редко, наездами. И всё время старался проводить с родными, потому опять-таки почти не пересекался с той женщиной. Однако однажды встретил её с ребёнком. Женщина к тому времени превратилась в изгоя, с ней никто не хотел иметь дел. В замкнутом мирке ребёнок, прижитый вне брака, это настоящее преступление. К тому же многие из тех, кого женщина в своё время отшила, таили обиду.
Я покосился на Асзара, но тот, кажется, тоже ничего не понимал. А Натсэ слушала. Не меняя позы, всё такая же гордая и неприступная, она, тем не менее, слушала Гетаинира, не прерывая.
— Тяжёлая наступила пора. Времена года сменяли друг друга, как им только хотелось. Вчера было лето, сегодня начиналась зима, а завтра, кажется, осень. Никто уже не был уверен ни в чём. Урожаи гибли, скот болел, деревня голодала. А тут ещё и болота... В общем, мало удивительного в том, что люди не хотели уходить. Им просто некуда было идти,
