— Да, потому что он патологически скрытен, — я огрызнулась. — Я устала быть единственным человеком, который не знает, что происходит, так что лучше бы одному из вас проговориться.

Коста обменялся взглядами с Томасом, а затем снова прислонился к стене.

— Ты знаешь, каково нам было в областях? — спросил он, начиная диалог. — Нас избивали, принуждали к каннибализму, заставляли работать почти до смерти… и это в хороший день.

Сочувствие смягчило мой гнев.

— Я очень сожалею, — сказала я, имея в виду каждое слово.

Темно-карие глаза Томаса удерживали мои.

— Не стоит. Мы выжили. Знаешь, каким был Адриан до того, как начал драться с демонами? Как принц. — Он остановился, давая всему сказанному перевариться. — Он получал все, что хотел. Он даже не должен был спрашивать. Они практически поклонялись ему, а когда демоны хотят облить кого-то лестью, crèeme[16], они это делают. Прекрасные женщины, больше золота, чем в Форт-Нокс[17], власть в любой области, в какую бы он ни вошел…

— Почему? — прошептала я ошеломленно.

— Из-за его родословной. Они верят, что он должен совершить что-то, что сделает демонов непобедимыми в войне против архонов.

«Это твоя судьба!» — орал Майхемиум на Адриана. Деметрий сказал что-то подобное, когда гнался за нами. Даже Зак говорил Адриану, что тот не сможет избежать своей судьбы, хотя Зак был архоном, так что он может и не верит, что Адриан был предназначен, чтобы помочь демонам победить в войне против них. А, если верит, то почему бы Заку не убить Адриана, предупреждая удар? Демоны же определенно хотят убить меня, а все, что я могу сделать, — это найти одно старинное оружие…

Я втянула воздух, понимание всего этого, разрушало меня.

— Это из-за оружия, не правда ли? Адриан сказал, что если бы демоны знали, где оно, то уже использовали в своих целях. Я не думала об этом раньше, но что, если оно может намного больше, чем просто убивать демонов.

Рот Томаса вытянулся в прямую линию. Коста встал, положив руку на плечо друга.

— Ты слышала о Давиде и Голиафе? — спросил Коста ровным голосом. — Тысячу лет назад молодой пастух убил великана не чем иным, как рогаткой и слепой верой — таким образом была рождена слава Давида. Ты последняя из его потомков, так что в твоих силах сделать так, что древняя рогатка сможет разом преодолеть любые разногласия.

Сказано слишком хорошо, чтобы быть правдой, должно быть что-то еще.

— Что демоны могут сделать с его помощью?

Коста мрачно улыбнулся:

— Голиаф был не просто великаном. Он происходил из демонов, и некоторые из его рода до сих пор живы. И, если один из тех демонов получит рогатку, они также получат разовую возможность преодолеть непобедимые трудности. Поэтому демоны думают, что с его помощью они смогут победить архонов всего за один день.

Голова начала трещать, видимо, пытаясь обработать информацию, в которую просто невозможно поверить. Если бы я не побывала в другой области сегодня и не видела собственными глазами то, что рассказывали мне Томас и Коста, я бы решила, что они свихнулись.

К сожалению, я знала, что они не свихнулись.

— Адриан происходит из линии Голиафа? — спросила я. — Вот почему демоны думают, что он спаситель? Потому что, если он найдет оружие, он может использовать его против архонов?

Ребята снова обменялись взглядами, и Томас вздохнул.

— Нет, Айви. Адриан последний из другой линии.

— Какой? — спросила я суровым голосом. Мой свирепый взгляд, посланный им, говорил: «Пусть только попробуют не сказать».

— Убирайтесь, оба.

Голос Адриана разрезал тишину. Как и прежде, он подошел так, что никто и не заметил. Томас и Коста поднялись и оставили нас без лишних слов. Когда я посмотрела на Адриана, то часть меня захотела пойти за ними, но остальная часть хотела услышать правду так сильно, что меня не волновали последствия.

— Последним членом какой линии ты являешься? — спросила я, отказываясь отступать. — Скажи мне, или я оставлю оружие ненайденным. А учитывая все услышанное, это наверняка будет лучшим решением.

Он улыбнулся, соблазнительный изгиб его губ не убирал смертельной твердости в его сверкающем взгляде. Его челюсть была затененной от того, что он не брился, этот оттенок темноты выделил его высокие скулы, придавая остроту и так незабываемым чертам. Даже в его окровавленной порванной одежде, каким я никогда его не видела, он выглядел потрясающе, и я боялась его.

— Разве ты еще не догадалась? — спросил он. Его голос ласкал слова, как лезвия, падающий на них шелк. — Кто в истории совершил настолько ужасный поступок, что его имя на века стало синонимом предательства?

— Я не знаю, — сказала я, отступая, когда он подходил ко мне медленно, подкрадываясь.

— Нет, знаешь.

Грубый, гортанный шепот, а затем он оказался передо мной, руки заблокировали меня, как в клетку, а стена сзади сделала отступление невозможным. Несмотря на страх, я задрожала, когда он наклонился, и его губы оказались в нескольких дюймах от моих, а руки опустились на мои плечи. В последний раз, когда мы были так близко, он меня поцеловал, и, помоги мне Боже, я все еще этого хочу. Мои чувства к нему противоречат всякой логике, здравомыслию и безопасности, и, судя по интенсивности его взгляда и тому, как он провел рукой по моим волосам, возможно, он чувствовал то же самое.

Затем его губы опустились, но не к моим губам, хотя они были в отчаянном ожидании. Вместо этого он поцеловал меня в щеку, одновременно шепча свою самую темную тайну.

— Я последний потомок Иуды, и, как у моего гнусного праотца, моей судьбой было и всегда будет предательство детей Давида.