Это правило было просто древним. И скучным, и перенесенным из другого времени. Но я и так никого не хотела впускать в свою комнату, не важно, какого пола. И если бы в какой-то момент кого-то пригласила, кто бы пришел?
– Хорошо, – сказала я.
– Обычно именно здесь я получаю яростные возражения.
Похоже, моя мама чувствовала себя в безопасности, зная, что наверх нельзя пройти человеку, от которого она сбежала. Я же бежала от чего-то другого. Я увидела нависшее надо мной кольцо из лиц девочек, мерцание костра в лесу, приближающийся удар. А потом потеряла картинку. Это не важно – они не могли знать, что я здесь.
– У меня нет возражений, – ответила я.
Последний пункт клятвы был напечатан жирным шрифтом и подчеркнут. Мисс Баллантайн перед прочтением уделила время рассказу о том, что до этого возбудило мое любопытство. Пансион был основан после трагической смерти Кэтрин в результате инцидента; она ушла слишком рано, вскоре после своего отца. Именно так она и сказала – «инцидента», слово с ноткой загадочности. В завещании Кэтрин передала дом другим молодым девушкам, оказавшимся в беде, которые нуждались в безопасном месте, чтобы укрыться от жестокого, грубого мира за воротами. Пока она жива – мисс Баллантайн постучала себя по костистой груди, – она сделает все, чтобы следовали желаниям Кэтрин. Кэтрин хотела бы, чтобы ее дом стал убежищем в этом опасном, грязном городе. А убежище – это крепость. Крепость надежно защищена секретами.
Последний пункт клятвы был таким:
29. Я не буду разговаривать с репортерами, авторами, историками или кем-то еще, исключая кровных родственников женского пола в первом и втором поколениях (матери и дочки, бабушки и внучки) о том, что происходит в доме, и о владелице, хоть и умершей, как во время проживания здесь, так и после в течение 99 лет.
Число лет смущало, так как по прошествии их все подписавшие эту клятву будут мертвы.
Но у меня перехватило дыхание из-за другого. Исключая кровных родственников женского пола, таких как мамы и дочки. Значит, дочке можно было рассказать? Мама подписывала эту клятву – без подписи не смогла бы арендовать десятую комнату – и знала, что ей разрешено рассказывать о владелице дома.
Но она никогда не рассказывала мне о Кэтрин де Барра. Ни разу.
– Снова проблемы? – спросила мисс Баллантайн. Моя ручка зависла над листком. Наверное, она решила, у меня снова приступ.
– Никаких, – сказала я и отметила последний пункт.
Мисс Баллантайн потребовала поставить подпись внизу страницы.
– Спасибо, – произнесла она и как будто с облегчением прижала мою клятву к груди. Казалось, она имела большее значение, чем заплаченные мною деньги. Хотя странно, что она так беспокоилась о заселении последней комнаты – разве не могла дать рекламу в Интернете и в мгновение ока получить жильца?
– Мы так обрадовались, когда ты позвонила, – добавила мисс Баллантайн. – К нам редко приходят наследницы – и дочь Дон Тремпер? Не могу выразить, какая это неожиданность.
Так, значит, она помнила мою маму. Внутри меня запульсировала боль.
– Какая в этом неожиданность? – спросила я. – Я всю свою жизнь знала об этом месте.
– Конечно, знала. Мы не думали, что мисс Тремпер после своего ухода захочет, – она долго подыскивала нужное слово, – чтобы ее дочь жила здесь.
Я так и представила своего отца у ворот, испортившего все. Если бы не он (и я), мама могла бы остаться здесь на целый год или даже дольше.
Мисс Баллантайн подошла к стене и сняла с расположенного высоко крючка ключи.
– Пойдем? – сказала она.
Мы вернулись в фойе – она как-то странно произносила это слово. По лестнице на следующий этаж поднималась какая-то девушка, и мисс Баллантайн остановила ее, резко окрикнув.
– Мисс Чаудхари, у вас же есть минутка?
Девушка повернулась и вежливо улыбнулась, хотя видно было, что до этого спешила попасть на следующий этаж прежде, чем ее заметят.
– Конечно, мисс Би, что случилось? О, привет.
Последнее адресовалось мне.
– Это мисс Тремпер, – ответила за меня мисс Баллантайн. Меня называли так же, как мою маму почти двадцать лет назад. – Комната четырнадцать. Покажете ее?
– Так это правда, – произнесла девушка. – У нас новый жилец.
Она смотрела прямо на меня. Мы раньше встречались? Она была выше и заметно стройнее – на что я сразу отреагировала, втянув живот. А еще исключительно красивой – точеные скулы, огонек в глазах, темные волосы падают на плечи, коричневая кожа, теплая улыбка.
– Комната четырнадцать, – повторила мисс Баллантайн. Ключи все еще лежали в ее украшенной драгоценностями руке. Она не отдавала мне их. – Сегодня в этом доме не останется свободного места.
На лицо девушки легла тень.
– Конечно, без проблем. – А потом обратилась ко мне. – Я – Анджали. Живу на пятом этаже, как и ты.
Она спустилась за ключами (мисс Баллантайн их отдала).
– Приятно познакомиться, – сказала я. И сообщила, что меня можно называть Биной.
– Мисс Чаудхари, подождите минуточку?
Анджали подалась вперед.
– Вы случайно сегодня не видели мисс Мэтис?
Далее они заговорили тихо, и я ничего не слышала, а потом Анджали отметила:
– Я сегодня весь день не видела Моне.
Она произнесла это как-то равнодушно, словно ей совсем не нравилась Моне.
Мисс Баллантайн с беспокойством взглянула на входную дверь.
– Нам нужно всех собрать.
– Уверена, она вернется к вечеру, – заверила ее Анджали.
Мисс Баллантайн сказала, что она права, и ушла, оставив меня и Анджали внизу лестницы.
Лицо Анджали долгое время оставалось хмурым. А потом разгладилось.
– Тебе с этим помочь? – спросила она.
Я взяла чемодан и подняла на следующую ступеньку.
– Я справлюсь.
– Хорошо, если ты уверена. Знаешь, здесь нет лифта.
Она пошла наверх, но вскоре остановилась, потому что я не последовала за ней. Она заметила, что я задержала взгляд на висящей над камином фотографии, стараясь понять, почему она меня так беспокоила. Теперь она выглядела обычно. Даже совсем не злой.
Что не приблизило меня к пониманию.
– Эй, – сказала Анджали. – На твоем месте я не стала бы здесь задерживаться.
Она поскакала по ступенькам, двигаясь так быстро, что мне пришлось ее догонять.
* * *Мы топали по многочисленным крутым ступенькам, которые лихо закручивались – чем выше, тем сильнее. Я шла за Анджали и тащила за собой чемодан.
Она спросила меня через плечо:
– Что тебя сюда привело? Я сбежала и никогда не смогу вернуться – Нью-Джерси не так далеко отсюда, но я вряд ли встречу здесь кого-нибудь оттуда, так что здесь я чувствую себя в безопасности. А ты?
Она говорила об этом так открыто, так искренне, что я поразилась.
– Я с севера штата, – ответила я. – И я здесь ненадолго – на месяц.
Она как-то
