А в другой-то половине что-то заворочалось под диваном. И близнецы сразу похолодели, прекрасно зная, что там ворочается. Фурундарок теперь не так уж много времени проводил в квартире, все время сваливал куда-то по своим делам, но когда возвращался – то появлялся обычно в своем ящике.

Машка и Димыч тоже услышали. И выручили. Пользуясь тем, что взрослые докапывались только до именинников, они незаметно переместились на половину Дениса, приоткрыли ящик и стали шепотом уговаривать Фурундарока не шуметь.

Тот потребовал за свою благосклонность кефира – и чтоб непременно в хрустальном бокале. Машка сбегала на кухню, получила от нервной бабушки полотенцем пониже спины, но все же притащила пакет кефира и граненый стакан.

Фурундарок сожрал то и другое, после чего согласился тихо полежать в ящике. Барсик тоже залез к нему – он не любил, когда в квартире много народу. Его постоянно кто-то пытался заловить и помацать.

– Дети, за стол!.. – донеслось ласковое мамино рявканье.

Двоюродные брат и сестра сразу перестали делать вид, что им интересны игры мелюзги. Все ломанулись на кухню так, что едва не провалился пол. Чудом не затоптав тщедушного Толика, гости принялись рассаживаться.

Стол сегодня был двойной. К обычному кухонному папа приставил еще и запасной, который обычно лежал в кладовке сложенным. Они были чуть разной высоты, но под скатертью почти не заметно.

А места-то уж требовалось немало! За столом расселось аж пятнадцать человек – одиннадцать взрослых и четверо детей. Дети, правда, почти сразу же попытались ускользнуть под стол – там гораздо интереснее, – но были остановлены.

– Поешьте сначала, – распорядилась мама. – Галь, накладывай своим.

Огромный таз винегрета разбрелся по мискам мгновенно, и оказался не таким уж и огромным, когда его разделили на пятнадцать частей. Почти то же самое случилось и с «Обжоркой», и даже еще хуже, поскольку ее нарубили вдвое меньше. Пожрать тут были не дураки почти все, поэтому еда исчезала едва ли не быстрее, чем ее накладывали.

Молниеносно расхватали и горячее. Мама нажарила целую гору куриных окорочков с картошкой, но когда каждый взял себе по окорочку, на тарелке не осталось ровно ничего. Даже более того, Денис с Полиной схватились за один и тот же и принялись яростно за него драться.

– А ну, хватит! – прикрикнула на них мама, разламывая окорочок на голень и бедро. – Из голодного края, что ли?! Я вам свинины под шубой зато побольше положу!

– Да ее тоже на всех не хватит! – возмущенно сказала Полина.

– Ой, тетя Тань, мне свинины не надо, я уже сытая! – попросила Машка, с трудом доедая картошку.

– И мне тоже, – отодвинул тарелку Толик, который к мясу почти и не прикоснулся.

– А мне, если можно, только верхний слой, без свинины, – попросил дядя Миша.

– Не любите? – спросила бабушка.

– Не знаю, никогда не пробовал.

– А что так? Вы попробуйте, тогда и решайте. Попробуйте, попробуйте, я вам сейчас положу.

– Да понимаете, меня родители не поймут немного, – улыбнулся дядя Миша.

Папа шепнул что-то маме, а мама шепнула что-то бабушке, а та вскинула брови и недипломатично бухнула:

– А, так вы не Миша, а Мойша! Ну так бы сразу и сказали!

– Нет, я таки Миша, – выставил ладонь дядя Миша. – Не надо уж. Просто с детства приучен трефного не кушать.

– А что такое трефное? – тут же заинтересовалась Полина.

– Все, что не кошерное, – охотно ответил дядя Миша.

– А что такое кошерное? – спросил Денис.

– Все, что не трефное, тупица, – ответила ему Полина.

Дядя Володя грохнул со смеху, забрызгав сидящего напротив папу. Мама принялась вытирать его салфеткой, дядя Володя – извиняться с набитым ртом, а дядя Миша весело разъяснял близнецам, что такое кашрут.

– …Кровь запрещена категорически, – говорил он. – Даже если в яйце есть сгусток крови – надо выбросить. Мясо – замочить, просолить и промыть, чтобы вся кровь стекла.

– А почему? – спросил Денис.

– А потому что кровь – это символ жизни. Человеку можно кушать мясо, но нельзя кушать саму жизнь.

– То есть кровь нельзя вообще? – уточнила Полина. – Ни капли?

– Ни капли.

– А если ты вампир?! – поразилась Полина.

– Евреев-вампиров не бывает, что ли?! – удивился и Денис.

– Получается, что не бывает, – задумчиво кивнул дядя Миша. – Повезло нам.

– А кроме крови что нельзя? – продолжала расспрашивать Полина.

– Насекомых нельзя никаких, кроме саранчи, земноводных нельзя и пресмыкающихся.

– Фигасе, – выпучила глаза Полина. – Вы что, саранчу жрете?

– Вообще нет, но технически ее кушать можно. Если сильно захочется.

– А еще кого нельзя? – затеребила дядю Мишу Полина.

– Рыбу можно? – спросил Денис.

– Рыбу можно, только нельзя мешать ее с мясом или молоком. И не всякую, а только с чешуей и плавниками. Сома вот нельзя, угря, акулу. Дельфина нельзя. Моллюсков и ракообразных нельзя. Икру нельзя черную, потому что она осетровая, а осетр трефный.

– А птицу?

– Птицу почти любую можно. Только хищных нельзя – орлов там, сов. Но их и так никто не кушает.

– А млекопитающих?

– Млекопитающих можно только тех, у которых копыта раздвоенные и они жуют жвачку. Корову можно кушать, овечку, козу. А вот зайчика кушать нельзя. И верблюда. И свинью тоже.

– Но у свиньи же копыта раздвоенные, – сказала Полина.

– Да, но жвачку она не жует, так что она трефная.

– А если ей «Орбит» в пасть сунуть? – спросил Денис. – Долго нужно жвачку жевать, чтоб стать кошерным?

Дядя Миша аж засветился от удовольствия, услышав такой лайфхак. Он взъерошил Денису волосы и сказал папе:

– Далеко пойдут у тебя дети, Юра. Хуцпа, чистая хуцпа.

Денис и Полина переглянулись, пытаясь сообразить, комплимент ли это или оскорбление. Денис под столом погуглил значение слова, показал Полине айфон, и они снова переглянулись.

Противоречивый термин-то оказался. Не пойми что.

– А в свинье нельзя все части есть? – уточнила Полина. – Окорок хотя бы можно?

– Окорок тоже нельзя, – ответил дядя Миша.

– А корейку? – спросил Денис.

– Тоже.

– А грудинку?