Магда кивнула и указала в ту сторону, откуда пришел Габриэль. Он посмотрел на темные колонны деревьев и увидел, как на поляну выходят два человека.

Бен держал за руку Эльзу. И этого Габриэль не ожидал.

Когда Эльза вышла на поляну с огненным кругом, в центре которого медленно вращалась звезда артефакта, то на какой-то миг ей стало все понятно.

Габриэль принял решение, он не отступится, и Эльза его потеряет. Другого пути не было.

…Бен приехал к ней как раз тогда, когда Эльза собиралась ложиться спать. Воспоминания о тихом осеннем дне, проведенном с Габриэлем за городом, наполняли душу таким теплом, что оно просто не могло уместиться в груди. Оно рвалось на свободу, и, стоя в спальне возле зеркала и расчесывая волосы, Эльза вдруг пропела:

— Горели звезды, благоухала ночь…

Она забыла эту арию — а когда-то давно отец пел ее маме, и у мамы лицо становилось удивительно нежным и растерянным, словно на ее глазах вершилось чудо, которое можно было спугнуть неловким движением или неожиданным словом.

А вот теперь музыка вернулась. Габриэль смог-таки пробудить в Эльзе то, что она считала давным-давно погибшим. Он воскресил ее для новой жизни и счастья.

О сладкие воспоминанья!

Где же вы, ласки,

Объятья, страстные лобзанья!..

Как лёгкий дым, так быстро всё исчезло…

Эльза не сразу поняла, что поет — а потом, осознав, что музыка снова с ней, что она вновь проникла в ее сердце, села на кровать и какое-то время не могла понять, где она, и что происходит.

Так ее и обнаружил Бен.

И сейчас, выйдя с ним из-за деревьев, Эльза увидела Габриэля и вспомнила, как заканчивалась эта ария.

Но никогда я так не жаждал жизни!

Эльза не запомнила, как добежала до Габриэля, умудрившись ни за что не зацепиться в этом огненном сумраке. Она внезапно обнаружила, что обнимает его и повторяет только одно:

— Нет, Габриэль. Нет.

Габриэль осторожно отстранил Эльзу от себя так, словно боялся поранить, и спросил:

— Что ты тут делаешь?

— Это я велела привести ее, — подала голос Магда. Эльза увидела ее только тогда, когда она заговорила: девушка вспыхнула за спиной Габриэля алым цветком. Габриэль обернулся, и Эльза поняла, что он с трудом сдерживает гнев.

— И зачем? — спросил он. Магда улыбнулась.

— Потому что тот, кто любит, должен разделять участь того, кого любит. Бен! — окликнула она брата, который неслышно подошел к ним. — Ты ведь любишь эту девушку?

Эльза обернулась и посмотрела на Бена с такой мольбой, что он нахмурился. «Нет! — кричала она в душе. — Нет, не люби, не люби меня!»

— Да, — серьезно и спокойно ответил Бен. — Да, я ее люблю, Магда, и ты об этом знаешь. Все об этом знают. Но я… — он запнулся, словно то, что он говорил, причиняло ему невыносимую боль. — Я принимаю ее выбор. И готов сделать все, чтоб Эльза была счастлива.

— Даже принять свою судьбу? — спросила Магда. Голос пророчицы звучал так, будто она говорила не с братом, а с неизвестным невидимым собеседником, который держал в руках всех, кто собрался на поляне.

— Даже это, — кивнул Бен.

Артефакт затрещал и расцвел над поляной ослепительным белым цветком. По траве прошла волна тугого душного ветра, который принес приторно-сладкий цветочный аромат с нотками горечи — где-то под багровым небом пылала земля. Эльза вцепилась в руку Габриэля, последним отчаянным усилием пытаясь удержать его, не дать ему уйти — но ее пальцы соскользнули с чужого запястья.

Ветер усиливался. Он бежал по кругу, срывая листья с деревьев и ломая ветки. Где-то в глубине Пущи испуганно закричало какое-то животное и бросилось бежать сквозь чащу, подальше от наступающей смерти. Над головами захлопало, заголосило, закаркало — над Пущей летела огромная стая птиц, стремясь как можно скорее убраться отсюда подальше. В воздухе повисла золотистая дымка магической пыли — врата между миром людей и духов открывались, и все живое стремилось сбежать, скрыться, спастись до того, как колдовское золото проникнет в легкие.

Должно быть, мать-олениха и оленята тоже бежали прочь.

— Габриэль… — прошептала Эльза, понимая, что сейчас, в эту минуту, теряет его навсегда и никак не может этого изменить. — Габриэль, пожалуйста…

Огни, которые создавали круг на поляне, взревели, взмыв к низким багровым небесам столбы пламени. Что-то влажно затрещало, и запах гари стал невыносимым.

— Идите! — прокричала Магда. — Бен, Габриэль! Вы должны войти в круг!

Ветер хлестнул ее по лицу, и Магда замолчала. Белая скорлупа маски слетела в траву, горячий вихрь тотчас же подхватил ее и зашвырнул в центр круга, туда, где уже открывался Прорыв. Земля задрожала, трескаясь и выпуская громадный светло-синий луч, пронзивший небо. В блеклой синеве бурлило дымное варево из шипастых хвостов, многосуставчатых лап и тысяч золотых глаз.

Эльза прикусила губу и застыла на месте. Не двигаться, не говорить, не привлекать к себе внимания — эти слова все знают наизусть, потому что Прорыв может открыться в любом месте и в любое время. Но Бен и Габриэль шагнули в круг, рухнув в сияние, и какое-то время Эльза видела лишь их силуэты — тонкие, почти прозрачные, словно вырезанные из бумаги.

Потом не стало и их. Свет бил и бил в небеса, Магда стояла на коленях, сцепив руки в молитвенном жесте, и Эльза тоже молилась — но без слов.

Но никогда я так не жаждал жизни…

Габриэля окружала тьма. Тьма и ничего больше.

Он закрыл глаза, открыл и закрыл снова. Тьма, в которой Габриэль неожиданно остро ощутил свою беспомощность. Он попытался окликнуть Бена, который впрыгнул в Прорыв вместе с ним, но звук его голоса иссяк, сорвавшись с губ.

Пахло чем-то горелым — из-за этой гари проступали приторно-сладкие нотки. Габриэль уловил их еще в лесу.

Он снова попробовал закричать — и не смог.

Зато пришли воспоминания. Кто-то невидимый дотронулся до парящего во тьме Габриэля, и картины прошлого всплыли в его памяти.

Вот он с родителями — все торопливо садятся в экипаж, чтоб успеть вернуться домой до грозы. Горизонт наливается тьмой, которую то и дело распарывают белые ветви молний, в городе тяжело и душно, и мама говорит: ох, не нравится мне все это. А потом ее рука обнимает Габриэля, кругом плавает запах крови и гари, и Габриэль с неожиданной четкостью осознает, что все кончено. Жизнь утекает из маминой руки, которая закрывает его от тьмы.

А вот ему уже десять — Габриэль, угрюмый и взъерошенный, сидит возле фонтана в дворцовом парке, и Арканжело — тощий, нескладный, долговязый, ведь и не скажешь, что принц — говорит ему: никто не будет с тобой водиться, Габи. Ты Привратник Смерти, а мы люди. Понял? Габриэль все прекрасно понимал, ему не надо было повторять дважды, вот только от такого понимания ему