Тетрадь вторая

Это приказ генерала, а это начальник к приказу,— сказал Попель Волкову, передавая приказ и показывая пальцем на себя.

Волков вытянулся, лихо козырнул и выпалил залпом: — Готов! Куда, где и что прикажете делать? Говорят, Волков остался очень недоволен своим первым вчерашним боем. Это объясняют тем, что он мечтал о настоящей танковой атаке, когда противники идут друг на друга. Ему хотелось проверить качество своих Т-34. До войны Волков сутками пропадал в машинном парке. Дело доходило до того, что жена его приходила в парк узнать, что с мужем. Он знал капризы каждой машины, по звуку мотора определял, чей танк. За время наших бесконечных маршей Волков извелся, почернел от бессонных ночей и беготни на каждой остановке от машины к машине. Он никак не мог примириться с тем, что его технику «прокатывают в тылу», и, встречаясь с Васильевым, жаловался: «Я каждую машину холил и берег для боя, хочется ударить так, чтобы гитлеровцы забыли, как их звать. А тут на тебе, скачи, как почтовая тройка, по двести верст в сутки!» И вот — долгожданный бой. «Но что это за бой? — возмущался он.— Стоит фашистская машина, дрожит, хвост поджала, голову прячет за сарай и из-под забора тявкает».

На вопрос Волкова: «Где и что прикажете делать?» — Попель ответил:

— Прикажу я тебе бить немецкие танки, а где — разрешаю тебе бить везде, где найдешь: по дороге на Дубно и в самом городе. Только видишь, как бить? — спрашивает он вдруг таинственно.— Тут ты, пожалуй, должен со мной посоветоваться.

«Совет» Попеля заключался в следующем: «Батальону Волкова — авангарду отряда — к исходу дня занять город Дубно».

В разведорган, который пойдет впереди головной походной заставы батальона, назначаюсь я с одним взводом.

— Это потому, хлопче, так делаем,— пояснил Попель Волкову свое построение передового отряда,— что облачно и моросит. Авиация не будет мешать нам. Пойдем одной колонной и таким сжатым кулаком проломим череп любому Клейсту.

Я двигаюсь со взводом Кривули по уже знакомому мне шоссе на Ситно. Из села на шоссе выходит взвод Т-34. В люке башни головной машины — знакомая фигура с горделивой осанкой, опирающаяся на согнутые в локтях руки. Сейчас этого танкиста, видимо, интересует одно — оказаться впереди нас.

Пытаясь сделать это, Перепилица — это был, конечно, он — чуть не сбил поравнявшуюся с ним мою машину,— он затормозил свою уже на скате кювета.

Рассерженный Микита упрекает Перепилицу:

— Э, товарищ лейтенант, да хиба вы не знаете, шо разведка впереди должна быть?

— Знаю, что разведка, вот и уступаю дорогу,— улыбается Перепилица.

— А вы кто? — спрашиваю я его.

— Мы гэпэзэ,— многозначительно отвечает он,— а я — головной дозор.

Договариваемся с начальником головной походной заставы, чтобы он шел за нами на расстоянии зрительной связи, так как до противника всего десять километров. Кривуля советует нам идти не по шоссе, по которому пойдет походная застава, а справа, вдоль насыпи железной дороги. Радиоволна у нас одна, это облегчит информацию.

Подъезжая к селу Иване-Пусте, я заметил на северной окраине пять немецких танков. Донес об этом по радио Волкову. Волков приказал походной заставе уничтожить их «без шума», а нам обходом продолжать движение.

Мы переходим реку Пляшувку, минуем село Грановку и опять движемся вдоль железной дороги.

Слева от нас никого нет. И вдруг мы видим колонну танков и автомашин, выходящую на шоссе с боковой дороги. Голова колонны уже скрылась в селе Верба, а хвоста ее не видно за высотой. Машины появляются на развилке дорог одна за другой с методичной точностью, строго соблюдая дистанцию.

— Мать родная, сколько их! — вскрикивает Никитин.

Вызываю Волкова. Слышу голос радиста, прошу передать наушники Волкову, информирую его о движении танков, сообщаю место, откуда ведем наблюдение.

— Не шевелись! — приказывает он.— Ударю с ходу. Подхожу к Грановке.

«Это, значит, еще пять километров»,— думаю я и слышу, как Волков передает мои данные радисту Попеля.

Кривуля показывает мне на лощину, что впереди и левее нас.

— Сюда, черти, прут!

По проселку в нашу сторону к железнодорожному переезду двигаются два немецких танка и два мотоциклиста.

«На этом проклятом месте не укроешься,— подумал я.— Если они взберутся на насыпь у переезда раньше, чем подойдет Волков, мы вынуждены будем открыть огонь. Нужно минимум четыре выстрела. Этого достаточно, чтобы всполошить колонну, выславшую дозор. Тогда все пропало. Фашисты успеют принять боевой порядок и встретят Волкова в упор». Подсчитываю, что до подхода Волкова остается восемь минут. Столько же приблизительно потребуется и немецкому дозору, чтобы выйти к переезду. Значит, все дело решают секунды. Кривуля, соскочив с машины, загребает в охапку верхушку рядом стоящей копны.

По его примеру все экипажи стали быстро закидывать танки сеном. Немецкие мотоциклисты двигались впереди своих танков, значительно опередив их. «Если они проскочат сразу в хутор и не обратят на нас внимания, мы выиграем две-три минуты»,— подсчитал я и радировал Волкову, что по шоссе движение продолжается, наблюдаю полный порядок,— враги, видимо, не подозревают ничего, но на нас идет боковой дозор, и мы не можем никуда уйти.

— Нажмите на скорость,— прошу я.

— Летим! — радирует Волков.— Осталось четыре километра. Сиди и не шевелись!

Я слышу в своих наушниках, как он взволнованно дышит и как, забыв о переговорном устройстве, надрываясь, стараясь перекричать шум мотора, отдает команду своему механику: «Скорость давай, газ давай...» И опять, обращаясь ко мне, волнуясь, просит: «Что хочешь делай, но ни звука».

Оставив танки далеко позади, мотоциклы стрелой летят к нам. Они уже на полдороге.