Я с ужасом думаю о том, что теперь все остальные машины тоже попытаются обойти мост и, конечно, застрянут в болоте. Дрожа, как в лихорадке, смотрю на начальство и злюсь, что начальство спокойно разговаривает и ничего не предпринимает. Мне кажется, что уже все пропало.

— Товарищ генерал, пойдем в атаку! — круто повернувшись к Рябышеву, сказал Попель.— Вот так, на виду у всех. Пусть видят, что генералы первые пошли через огонь! Все пойдут за нами!

Я обратил внимание на не свойственную Попелю резкость движений и на пронзительный, испытующий, но не без веселой хитринки взгляд, который он бросил на генерала.

Мне показалось, что и генерал посмотрел на Попеля как-то недоверчиво. Повернувшись опять к мосту, помолчав немного, он сказал своим обычным тоном:

— Пойдем!

Я не подозревал в старике-генерале того проворства, с каким он вскочил в свой КВ, на ходу отдав команду «По машинам», больше похожую на протяжную кавалерийскую «По коням», и той ловкости, с какой он забросил ноги в башню, совсем как наездник при джигитовке.

— Механик, заводи! — крикнул он, нагнувшись в башню.— Промчи меня перед строем на опушку у всех на виду! Направление атаки — по шоссе, через мост на село. Скорость — аллюр три креста!

Попель был уже на своем Т-34. Оба танка рванули вперед, выскочили на опушку и, расшвыривая комья земли, волоча за собой пелену черного дыма, гремя и воя, понесли обоих своих командиров, стоявших высоко в башнях на виду экипажей всех машин.

Сигнализируя флажком «Делай, как я», Рябышев и Попель выходят на шоссе. Здесь более увертливая и быстроходная машина Попеля опередила КВ Рябышева.

«А что же мне теперь делать?» — подумал я.

— Пошли за ними, чего отстаем! — крикнул мне Никитин.

«Конечно, за ними!» — решил я, влезая в башню.

Наш БТ едва вырвался из волны хлынувших к шоссе танков и, как гончая по следу, кинулся за Рябышевым и Попелем, уже подходившим к мосту. Несшиеся за нами танки, сверкая выстрелами, образовали на шоссе колонну.

«Ну, теперь не удержит никакой заградительный огонь!» — подумал я.

— Фашистам — вот! — Никитин сложил из рук крест.

С замиранием сердца слежу за танком Попеля, который ринулся в самую гущу заградительного огня. Вдруг он исчез в облаке дыма и пыли, поднявшейся с земли. У меня перехватило дыхание, я старался выдохнуть из груди воздух и никак не мог. «Пропал комиссар, пропал комиссар!» — вероятно, я это подумал, но мне казалось, что кто-то прокричал мне это прямо в ухо.

Но вот облако осело, и я снова увидел танк Попеля. Уже с закрытыми люками, он шел к селу; скорость его, кажется, была еще больше. Я задышал свободнее. Пушка попелевского танка, повернувшись влево, блеснула огнем выстрела. «Жив!» — воскликнул я мысленно и в неудержимом порыве радости, изо всех сил хлопнув ладонью по башне, крикнул своему танку:

— Ну, дорогой, выноси и нас!

Заградительный огонь угасал, но, когда танк Рябышева вступил в его полосу, фонтаны разрывов с новой силой стали вырываться из земли, поднялись стеной.

«Опоздали — перелет!» — обрадовался я, увидев, что снаряды рвутся позади машины генерала.

— Прошел,— сказал Никитин и, захлопывая свой люк, крикнул мне: — Закройтесь, наша очередь!

Одна мысль сменяла другую. Только я подумал: «Если снаряд ударит по верхним броневым листам, наш танк не выдержит», как мелькает мысль, что уже третий раз я вижу впереди стену разрывов, вырастающую после нескольких минут тишины, что танк Рябышева успел проскочить раньше ее появления,— значит, бьют залпами, надо воспользоваться интервалом. Повеселев, я крикнул Миките в переговорное устройство:

— Перейдешь мост, подведи танк вплотную к разрывам, включи третью скорость, выключи бортовые и будь наготове. Дам команду «Полный газ», бортовые включай и выноси из огня. Понял? — переспрашиваю я.

— Ага!— отвечает он.

Меня возмущает это «ага».

— Что «ага»? — кричу я.

Смотри, бахнет тебя снаряд по носу, тогда будет «ага»! — кричит ему Никитин.

— Башнер! Що вы там дрожите? — ехидно спрашивает Гадючка.— Не шатай мне машину, а то на мост не попаду.

— Ртом смотреть будешь, конечно, промахнешь! — хладнокровно отвечает Никитин.

— Думаешь, и я такой, як твоего батьки сын! — огрызается механик, уже припав к триплексу.

Старшина Никитин назначен командиром машины, но в бою командую я, а он выполняет обязанности заряжающего (башнера), и хитрый механик пользуется этим, понижает Никитина в должности на две ступени и позволяет себе свободное обращение с ним. Но когда Никитин остается вместо меня, вступает в свои права командира, механик тотчас проникается к нему уважением и почтением, переходит на «вы» и любую шутку, отпущенную Никитиным по его адресу, как бы она ни была ядовита, проглатывает молча.

— Мост! — предупреждает Гадючка.— Я готов! На скорости!

Машина стоит. Метрах в пятидесяти блеснули взрывы.

— Вперед! — даю я команду.

Меня отбрасывает к задней стенке башни, мотор завывает так сильно, что, кажется, сейчас взорвется.

В ушах забарабанило, но впереди шоссе было уже чисто, только кое где взметывались вверх отдельные разрывы.

Мы обогнали КВ Рябышева и затормозили, увидев дымящийся на шоссе Т-34, у борта которого торопливо работали три человека. Они натягивали гусеницу. В одном из них я узнаю Попеля.

— Проезжайте, проезжайте! А то из-за вас и мне достанется! — обернувшись к нам, кричит он.— Одно копыто подстрелили. Ничего, ничего! Два трака поставили, сейчас догоню.

— Хитрый! — смеется Никитин, показывая на дымящийся танк комиссара.

Я тоже сначала думал, что танк Попеля горит. Оказывается, Попель поставил на корму дымовую шашку, имитируя пожар, и немцы попались на удочку — перестали по нему стрелять, решив, что с этим танком уже покончено.

Первым ворвался в Лешнюв со своими танками младший лейтенант Перепилица. Когда мы подошли к селу, он давил гусеницами противотанковые орудия гитлеровцев, стоявшие во дворах. Вслед за нами подошла вся колонна Волкова. С нею машины Рябышева и Попеля. Я слышу голос Попеля:

— Ну что, товарищ генерал?

— Атакуем северную окраину,— отвечает Рябышев, танк которого останавливается рядом с нами.

— Ясно!