— Спокойного сна, — пробормотала я, растягиваясь на кровати. И, засыпая, почувствовала, как ласково укутывает меня одеяло, а подушка сама подкладывается под голову…

«Селена, пора вставать!»

Голос прозвучал у меня в голове, и я, открыв глаза, непонимающе осмотрелась: кто меня зовёт?

«Мы ждём тебя в столовой на завтрак».

Николай…

Удобная вещь эта мыслеречь. Ведь буквально несколько шагов сделать надо, чтобы ко мне в спальню попасть, а лень, видимо. Мыслеречью зовёт. Впрочем, ему за эти дни тоже досталось. А возраст у него уже не маленький. Пусть посидит, отдохнёт.

«Сейчас оденусь и приду», — сонно ответила я Шаману и, потянувшись, соскочила с кровати. Оглядев себя, поняла, что, оказывается, одеваться мне не надо. Вчера я уснула, даже не раздевшись.

Проведя по одежде руками и разгладив с помощью бытовой магии мятые складки, вышла из спальни и подошла к столовой. Дверь была приоткрыта. Я хотела войти и вдруг услышала:

— Что мне теперь делать, Шаман?

И столько горечи было в этом вопросе, что я остановилась, не решаясь прервать их беседу.

— Жить дальше, — голос Шамана звучал грустно, с отцовским сочувствием. — Ты же сразу знал, что она здесь не останется.

— Знал. Но всё равно надеялся.

— Она замужем, Шаттин. И любит своего мужа.

— Да. Я знаю. Но она была бы настоящей женой Вождя.

— Она и так — жена Вождя. Стэнн — очень важный человек в своей стране. И он любит её. Она ему нужна. А тебе надо открыть душу тем, кто рядом. Среди женщин Феллии много достойных, но ты их не видишь.

— В этом и твоя вина, Шаман. Ты с детства рассказывал мне сказки про Лунную Деву. Я любил её ещё до посвящёния в мужчины. Она снилась мне. Разговаривала со мной, когда мне было плохо. Во время полнолуния я смотрел на Луну и видел, как она гуляет по лунным долинам. А когда она появилась наяву, я понял, что она лучше всех моих грёз. Смелая, решительная, и такая маленькая, хрупкая. Я хотел защитить её от всех невзгод, а всё время получалось, что это она спасала меня. Я понимаю, что недостоин её, что тот, кого она любит, лучше меня, раз она выбрала его. И всё равно мне больно, Шаман.

— Я понимаю тебя, мальчик мой. Понимаю…

На цыпочках, затаив дыхание, я отошла от двери и привалилась к стене.

А я ведь даже не замечала его любви. Как тщательно он скрывал её! Потому что знал, что я уйду? Или, понимая, что я люблю другого, не хотел ставить меня в неловкое положение? Страшился отказа? Какая теперь разница, почему он мне об этом не сказал. Мне-то теперь что делать? Как не показать, что всё знаю? Актриса из меня никудышная.

Вздохнув, послала зов Шаману:

«Николай, мне можно зайти?»

Шаман отозвался после короткого молчания:

«Ты слышала?»

«Да. Только не говори Шаттину».

«Нет, конечно. Зачем причинять парню лишнюю боль. Заходи, мы закончили разговор».

Кашлянув достаточно громко, чтобы быть услышанной, я хлопнула дверью в спальню Шамана и подошла к столовой:

— Тук-тук, можно к вам? Вы уже поели?

— Нет, тебя ждём, — ответил Шаман, отходя от Шаттина и садясь за стол. — Как спалось?

— Замечательно, — искренне ответила я. — Даже не снилось ничего. Я вчера так устала, что уснула прямо в одежде. Хорошо, что умею гладить без утюга, а то была бы сейчас в жёваных штанах.

Болтая без умолку, села за стол и окинула взглядом расставленные тарелки:

— Опять картошка?

Видимо, повара твёрдо решили устроить мне торжественные проводы. Ассортимент блюд был таким же, как в первый день моего пребывания в племени.

— Тебе не нравится? — встревожился Вождь.

— Нравится, — поспешно успокоила я его. — Я люблю картошку. Просто её так много, что я даже попробовать всё не смогу.

— Ничего, — успокоил меня Шаттин. — С собой возьмёшь.

Держался он великолепно. Если бы я не слышала их разговор, и мысли бы не появилось о его переживаниях.

— Хорошо, — улыбнулась я. — Спасибо.

И повернулась к Николаю:

— Когда ты меня отправишь?

— Как только ты позавтракаешь. Максимум через полчаса тебе надо быть в башне.

— Ладно, — кивнула я и принялась за еду.

— Много не ешь, — предупредил Шаман. — Тяжело переправляться будет. Лучше с собой возьми.

И встал:

— Я пойду, приготовлю технику. Не задерживайся, Селена.

Шаман вышел, а у меня резко пропал аппетит. Не поднимая глаз, я ковырялась в тарелке, не зная, что сказать на прощанье смелому воину.

— Ты ещё вернёшься? — прервал молчание Шаттин.

— Хотела бы я сказать, что вернусь сегодня же, — вздохнула я. — Через сорок лет тебе будет…

— Неважно, сколько мне будет, — перебил Вождь. — Я тебя дождусь.

— Шаттин, у меня к тебе просьба, — я требовательно взглянула на насторожившегося мужчину.

— Какая?

— Дай мне слово, что ты её выполнишь.

Шаттин помолчал, внимательно глядя мне в глаза.

— Я хотел бы знать…

— Дай мне слово, Шаттин.

Некоторое время он ещё колебался, но, наконец, решился и твёрдо произнёс:

— Даю слово, что выполню любое твоё желание, чего бы это мне не стоило.

— Я хочу, чтобы через сорок лет, когда я вернусь сюда, ты встретил меня вместе со своим внуком. Или внучкой, пол значения не имеет.

Шаттин резко встал и отошёл к окну:

— Селена, зачем…

— Ты дал слово, Шаттин. Ты — Вождь, а слово Вождя — закон.

— Ты хочешь, чтобы я женился?

— Я хочу, чтобы ты перестал жить в грёзах, мечтая о Лунной Деве, и впустил в своё сердце настоящую женщину, живую и любящую. Я уверена, что такая есть. Ты очень красивый мужчина, Вождь. И храбрый. И заботливый. И сильный. Рядом с тобой женщина будет чувствовать себя защищённой, и будет спокойно растить твоих детей. А это для женщины очень важно — быть уверенной в своём мужчине. В том, что не бросит, не предаст, будет рядом в трудную минуту.

— Как твой Стэнн? — Вождь не смотрел на меня, по-прежнему глядя в окно.

— Как мой Стэнн, — согласилась я. — Я иду его спасать, рискуя жизнью, потому что знаю: он для меня сделал бы то же самое. Да он и делал. Мы с ним многое пережили вместе. И каждый из нас знает, что второй его никогда не предаст. Может быть, это звучит высокопарно, но это — правда. А Лунная Дева… Вот она была — и нет её. Она не омоет твои раны, не подаст воды, не согреет, когда тебя будет трясти лихорадка. Зачем тебе эта сказка, Вождь?

«Селена, — раздался мыслезов Николая. — Пора».

«Иду», — откликнулась я и встала:

— Меня Шаман зовёт. Я рада нашему знакомству, Шаттин. Спасибо тебе за всё.

Шаттин подошёл к столу, поднял стоящую на табуретке корзинку:

— Я провожу.

И первым вышел из комнаты. Я пошла следом.

Молча мы поднялись в башню, зашли в лабораторию. Я прошла к знакомой табуретке.

— Селена, — голос Шаттина дрогнул, но он сразу взял себя в руки и протянул мне корзинку. — Возьми. Угостишь своих друзей. Пусть знают, какие в Феллии повара великолепные.

— Спасибо, — улыбнулась я, принимая подношение. —