— Нет, — покачал головой Ринельгер. Облегчение чуть не сбило его с ног. — Просто… повезло… относительно повезло.

— Идёмте, — суккуб улыбнулась. — Вы живы там?

Михаэль молча кивнул, а Эсса жутко усмехнулась.

Насколько мог быть могущественен дух, Ширен не знал. За всю жизнь он привык к самым разнообразным странностям и фокусам от Лицедея, что перестал гадать, что тот способен сотворить для достижения очередной цели. Глаза у духа были везде, и потому, когда снова в голове прозвучал шипящим голос с приказом, Гробовщик внял ему спокойно.

— Они выходят недалеко от вас, приготовьтесь.

Приказ был подан с заметным раздражением: Лицедей надеялся, что местный дух покончил с наёмниками-ренегатами. Марий немного воодушевился, засуетились некросициары, и лениво готовились принимать «гостей» Нетиас и Аррон.

Цветочные Топи были окружены забором из кустов и деревьев, тесно сплетённых между собой. Из-за метки, в этом Ширен был уверен, он знал, откуда вылезут противники. Нехотя Гробовщик наложил стрелу, отошёл подальше от границ болота и, пристроившись у одинокого дуба, прицелился. Некросициары выстроились перед самыми кустами, позади них — наёмники, спереди — Марий, как авангард перед основным войском.

Наступила тишина. Притих даже Лицедей. Ширен целился: ему до смерти надоело то, чем он занимался. Он — мортус, проводник мёртвых к их могилам, отпевающий и хоронящий. Он не должен охотиться за трупами, делать их, нет. Уж тем более служить духу и его полубогу, злейшему врагу всех живых.

В глазах старика снова отразились картины прошлого, снова ужасное зрелище: пикирующий на его когорту чёрный дракон, раскинувший гигантские нетопыриные крылья, полыхающие белесым огнём глаза, пламя из пасти — очень много погибших. Ширен видел, как с людей сползала кожа вместе с мясом, будто бы плавилась, превращаясь в вонючее мессиво, обнажая черепа и кости. Действительно, этот чёрный дракон, Некрос — враг всего живого, и его орда чудовищ, демонов, ужасных созданий, рождённых в его воспалённом от гнева рассудке. Век Гнева — астрологи никогда не ошибались, именуя новую эру. Но эту Ширен бы назвал Веком Ужаса. После тех войн, после Чёрного Мора он не боялся Тёмного Века. Он видел худшее. И ненавидел Некроса.

Марий потерял терпение. Воткнув мечи в землю, он сложил ладони вместе и выпустил с них морозный ветер. Стена кустарника обледенела, и кригаален, вытащив из-за спины длинную иглу, разбил ею преграду. Трое некросициаров с копьями ринулись первыми, Марий скользнул за ними. Ширен напрягся. С минуту было тихо, слышен только всплеск, а потом пространство пронзили душераздирающие крики. Ширен сжал зубы, напряг руку с тетивой — та затряслась от натяжения. Те, кому хватило ума остаться на месте, отступили. С Топи выбрался только Марий, его лицо было перекошено от ужаса. Он развернулся, махнул руками, и из земли вырвалась ледяная стена.

— Что за хренотень? — дрожащим голосом спросил Нетиас.

— Русалки, — только и успел ответить кригаален, прежде чем лёд треснул.

Немой крик застрял в горле Ширена: что-то вырвалось оттуда. Марий вскрикнул и со всей скоростью, какую только мог развить, побежал прочь. Существо в балахоне, держа в гнилых зубах трубку, широко раскрыв рот в отвратительной улыбке и вытаращив белые глаза, огромным мечом с широким лезвием отсекло головы нескольким некросициарам и ещё двоих перерубило — и всё одним ударом. Ширен пустил стрелу и побежал. За спиной он слышал дыхание двух наёмников и некросициаров, крики, вопли ужаса и боли — и жуткий хохот чудовища из Цветочной Топи.

Гробовщик сам не заметил, как оторвался от соратников. Куда-то те свернули, или он свернул. Сумеречный лес сомкнулся вокруг одинокого старика. Ширен сжал лук, наложил стрелу, огляделся. Он услышал шаги, и страх объял его сердце.

Из-за деревьев выбежала голубоглазая лучница, одна из тех, кого они преследовали. Ширен притих, задержав дыхание — кажется, они уже встречались в Эстифале. Женщина осмотрелась, повернулась, и её глаза уставились прямо на него. Гробовщик спустил тетиву, стрела вошла ей между грудей с такой силой, что она упала. Ширен наложил ещё одну и приготовился перестрелять все цели. Лучница приподнялась на локтях, её зубастая усмешка заставила провалиться сердцу в ноги. Гробовщик, выругавшись, соскочил с места и побежал снова. «Упырица, чудовище Топи», — мелькало у него в голове. Проклятый лес, треклятые духи и демоны!

***

Уголки сознания — что может быть темнее во всём свете? В них прячется самое сокровенное, тёплое сердцу, самое стыдливое, что только есть у существа, обладающего разумом. Давить их или выставлять напоказ — решение, принимаемое самостоятельно, но и то и другое — действия явно нездорового сознания. «Ищи середину, в ней всё золото», — говорил Алормо Верону, но как её найти — об этом ни словечком не обмолвился.

Верон боялся, боялся самого себя и свою природу. Пусть она и служила ему, но юноша был уверен, что когда-нибудь случится ужасное — вмешаются внешние силы. Мир исчез, когда Лицедей вторгся в его голову, в глазах потемнело, и вот Верон уже посреди сковывающей тьмы. Первая мысль, что посетила его — это бежать, и бежать как можно дальше.

Лицедей, словно паук, раскинул сети, порабощая всё сознание, страхи и сожаления питали его, а тьма становилась всё плотнее, скрывая теневые нити. Не раз Верон попадал в них, но успевал выбраться и бежать дальше. Но скоро удача оставила его.

— Мальчишка, бегающий в лабиринте собственных мыслей, — из тьмы вынырнул чёрный зеленоглазый силуэт, напоминающий человеческий. — Картина чудесная, отображающая всю ограниченность ума смертных. Я везде, глупец. Мы в одном теле. Ты — это я.

— Нет, нет! — Верон вырвал ногу из нити. — Убирайся! Прочь, демон!

— Я не демон, жалкий мальчишка! — ярость Лицедея сбила его с ног.

— Тогда что же ты? — Верон обернулся. Страх выбивала злость.

— Я — дух. А ты — глупец, раз делишь всё на чёрное и белое. Твоя жалкая жизнь — великая жертва миру. И чем меньше ты сопротивляешься, тем проще мне его спасти.

— Спасти мир?

Верон истерично засмеялся. Лицедей встал над ним, его глаза мелькнули огнём ненависти.

— Оставь тело, мальчишка. Иначе ты узнаешь, что такое боль. Настоящая боль твоей слабенькой души.

Верон перестал смеяться. Забвение в Потоке — ничто иное, как смерть. Хотя жив ли он сейчас? Он медленно поднялся, взглянул на Лицедея.

— Будь ты проклят, дух! — страх сковывал его, еле-еле шевелились язык и губы. — Я не отдам тело тебе!

Лицедей сжал кулак, нити потянулись к юноше, но тот отмахнулся от них, перепрыгнул и снова побежал в темноту. Дух зашипел, совсем как змея, и его шипение эхом играло на раскинувшихся вокруг теневых сетях.

***

Бежать и только бежать. Лицедей и Культ не остановили охоту, их надолго не задержал даже хозяин Топи. Ринельгеру не хотелось углубляться в