И ладно бы Ольга была одна – тогда Ника могла лечь на песок и позагорать топлесс – в последнее время она частенько так делала, – но присутствие Антона спутывало ей все карты. Пока ожидала, Ника начинала понемногу закипать. Хорошо, что почувствовав ее нетерпение, Антон и Ольга прибавили шаг.

- Ника, прости, - открыто улыбнулась Ольга, подходя ближе. Ника улыбнулась в ответ, мысленно при этом наградив толстуху парочкой ругательных эпитетов.

- Куда нам теперь? – поинтересовалась девушка.

- Туда, - указала Ольга в сторону пальмовой рощи, за которой земля приподнималась склоном, поросшим густым лесом. Ника обулась и последовала следом за шедшей впереди Ольгой.

Постепенно - по мере того двигались по зарослям, а к месту все никак не приходили, Ника чувствовала внутри нарастающий ком раздражения. А они все шли и шли - уже углубившись в лес из высоких деревьев, кроны которых смыкались глухо сверху, создавая под сводами полумрак. Здесь кроме всего воздух был спертый, сладко пахло перегноем. Травы под ногами практически не было, а землю покрывало коричневый ковер гниющих листьев, с проглядывающими между ними щупальцами длинных корней.

- Долго еще? - постаравшись, чтобы в голосе не плеснуло сдерживаемым раздражением, поинтересовалась Ника, опасливо косясь в сторону, где в прелых листьях ей почудилось движение.

- Скоро уже, почти пришли, - ответила Ольга, хотя конца-края лесу видно все не было.

Ника насупилась, но больше ничего спрашивать не стала. Но действительно – как-то незаметно лес поредел, мелькнула зелень пальм, а под ногами появился травяной ковер, и Ника с удивлением поняла, что они уже идут по протоптанной тропе – удивительное дело в девственной природе острова. Тропинка резко вильнула и вывела путников на небольшую поляну.

- Вау, - не удержался от комментария Антон.

Ника, шаг за шагом выходя на центр поляны, сильнее сжимала зубы – в ее представлении мать должна была ютиться на скромненькой бомжовской подстилке, максимум – под навесом из унесенного с собой дождевика. Но сейчас перед ней открылась совершенно неожиданная, не укладывающаяся в сознании картина: под козырьком скального выступа, приподнятый на свайных опорах приютился домик. Совсем небольшой, в обычный жизни похожий на дачную конуру – размером он был даже меньше чем комната Ники в городской квартире. Но по сравнению с шалашом недавно покинутого лагеря хижина выглядела хоромами.

Вместо неаккуратных, топорщащихся пальмовыми листьями стен, которые при дожде нещадно протекали, дом ее матери красовался настоящим, сделанным из бамбука фасадом, а в одной из стен даже было занавешенной тканью окно! На протянутой веревке сушились выделяющиеся яркими пятнами купальники Анны, рядом висели шорты Жени и несколько футболок. На двери, вызвав очередной приступ негодования Ники царящей здесь обстановкой довольствия и покоя висел сплетенный из красно-белых цветов венок.

Неподалеку от дома - также под каменным скосом, виднелся обложенный булыжниками очаг, рядом с которым виднелись пара кусков черного, покрытого копотью железа. Присмотревшись, Ника поняла, что это котелок и сковородка. Здесь же, в тени, были развешены несколько вялящихся рыб. Трава на поляне была вытоптана, поодаль лежала большая, приготовленная куча дров, связка длинных бамбуковых стеблей. И самое главное, буквально стеганувшие своим видом по душе Ники – в центре поляны стояло два шезлонга, собранные из бамбуковых стеблей. А рядом с одним их них на земле лежал небрежно брошенный зеленый кокос, в коричневом от времени верхнем срезе которого виднелось аккуратное, круглое отверстие, а из него торчала трубочка и небольшая обструганная веточка, на которой зонтиком был прилеплен яркий, но уже пожухлый цветок.

- Здорово здесь, правда? - обернувшись, произнесла Ольга, сделав приглашающе-демонстрирующий жест рукой - причем на лице толстухи читалось довольное выражение - как будто она свое, а не чужое жилище показывала.

- Да, неплохо устроились, - с явно читающимся в голосе удивлением проговорил Антон, Вероника же предпочла промолчать.

- Аня, Женя? Есть кто дома? – подошла к хижине Ольга, и деликатно постучавшись, потянула в сторону бамбуковую панель, служившую дверью.

- Нет никого, - поставила она дверь на место.

- Может покричать? – предложил Антон. Он чувствовал себя немного не в своей тарелке – как будто оказался без спросу в чужой квартире.

- Ну да, - кивнула Ольга, - можно покричать - если рядом, услышат. Но если они поплавать решили, тогда зря шли – Аня говорила, что они могут на полдня уплыть к рифу понырять.

Веронику от этих слов покоробило – стройная картина того, как жалкая в своем добровольном отшельничестве мать здесь сидит и убивается горем, не в силах заставить своего приемыша доходягу хотя бы кокос ей разбить, неожиданно рушилась, доставляя неиллюзорные душевные страдания.

- Сейчас-сейчас, - проговорила Ольга, подняв руку, жестом прося тишину и прислушиваясь. Ника тоже навострила слух, и неожиданно услышала глухие хлопки. Раз, раз, раз - и неожиданно еще один, самый громкий. После этого несколько секунд стояла тишина, а после глухие звуки ударов возобновились.

- Они там что, ковер выбивают? – неожиданно высказал предположение Антон.

- Не, ковер вряд ли, - покачала головой Ольга в недоумении и двинулась через поляну, направляясь в сторону источников звука. Антон двинулся следом, а Ника вновь оказалась в хвосте. И услышав удивленный возглас, она вновь увидела все самой последней. Но сначала она мысленно ахнула, внутри ощерившись завистью – ее поразил красивейший пляж у маленькой, зеркальной лагуны. Но удивление тут же отошло на второй план - ее мать имела наглость радоваться жизни, проводя время за игрой в пляжный волейбол!

На небольшой площадке пляжа были вбиты в землю два бамбуковых шеста, а между ними натянута грубая сетка из волосатых коричневых веревок – присмотревшись, Ника увидела, что это волокна пальмовой коры. Ей снова пришлось сжать зубы от осознания того, что если у ее матери хватает времени на то, чтобы заниматься плетением сетки для пляжного волейбола, то она явно не находится в тяжелом положении!

Ника, прикусив мелкими зубками нижнюю губу, замерла, рассматривая мать. Выглядела та вполне себе. Хотя нет - выглядела та вызывающе хорошо! Единственное, что ей можно было занести в минус – это парео. Ника, обладающая избыточным влиянием юношеского максимализма в суждениях, принимала за верное лишь одно мнение - как правило свое, а услышав чужое, бескомпромиссно сортировала его либо к правильному, принимая как свое, либо к неправильному.

К отрицательным вещам в ее категоричной системе понятий относилось и парео: в прочитанной недавно статье одной из фитнесс-гуру Ника запомнила и приняла суждение о парео – что его единственная задача – прикрывать целлюлит