Урок четвертый. Судьба

Очень часто человек встречает свою судьбу именно тогда, когда изо всех сил старается ее избежать.

Что ж, я старался. Я действительно очень старался. Но не чувствовал себя успокоенным. Все эти разговоры насчет Иггдрасиля, оракула, пророческих снов…

Я нервничал, места себе не находил. Мне нужно было знать. И вот однажды ночью, когда нервы мои были настолько напряжены, что я был близок к самовозгоранию, я тайком отправился к источнику, где Один хранил то, что осталось от бедняги Мимира, и заглянул в воду.

Да, я знал, что это опасно. Но, не имея такого оружия, как знания, я чувствовал себя уязвимым. Холодность асов, нежелание Одина доверять мне… Я, как никогда прежде, нуждался в дружеской беседе.

Но вместо друга я получил сплетника.

Голова Мимира смотрела прямо на меня, покоясь в своей колыбели, сотканной из рунического света. Должен признаться, выглядело это страшновато. Сказались долгие годы пребывания в воде – эта живая голова почти вся превратилась в известь, можно сказать, окаменела; впрочем, лицо Мимира все еще сохраняло относительную подвижность, а глаза смотрели весело и слегка презрительно.

– Ха! Я так и думал, что ты придешь, – сказал Мимир.

– Правда?

– Конечно. Я же оракул.

Я хмуро глядел на погруженную в источник голову Мимира. О Мимире я слышал довольно много, но при жизни его не знал. И мне вдруг пришло в голову, что и целый он вряд ли понравился бы мне больше, чем в нынешнем состоянии.

Он же смотрел на меня крайне неодобрительно.

– Значит, ты и есть тот самый Трикстер, – произнес он наконец. – Я знал, что ты не замедлишь явиться. Но если Один об этом узнает, он тебя попросту испепелит. В порошок сотрет. Станет пинками гонять по всему Асгарду, а потом сбросит с моста Биврёст и будет смотреть, как ты летишь вниз и кувыркаешься.

– Да, конечно, но это если ты ему скажешь, – с улыбкой заметил я. – Неужели ты действительно собираешься рассказать ему, что я приходил?

Цвета его ауры стали ярче.

– А почему бы мне этого не сделать? – спросил он.

– Потому что ты его ненавидишь, – смело заявил я. – Потому что он с самого начала только и делал, что тебя использовал, и при этом лгал и тебе, и мне. А еще – потому что ты сам хочешь кое-что мне рассказать.

– Да неужели?

– А разве нет? – И я снова улыбнулся.

Аура над головой Мимира засияла еще ярче.

– Знание может быть очень опасным, Трикстер, – изрек оракул. – Ты уверен, что хочешь знать то, что таит от тебя будущее?

– Я всегда предпочитаю быть готовым заранее, – проговорил я. – Ладно, рассказывай. Ты же прекрасно понимаешь, что тебе самому этого хочется.

Вот так я был посвящен в тайное пророчество оракула. Не могу сказать, что впоследствии мне это так уж помогло; пророчества чаще всего бывают неполными, а у оракулов есть неприятная привычка рассказывать так, что некоторые вещи вы способны понять до конца лишь после того, как кризис закончится.

Разумеется, теперь это известно всем – и Рагнарёк, и то, что случилось после. Это все так давно стало общим местом, что даже припомнить трудно, каково было впервые услышать о грядущей чудовищной войне, которая уничтожит и богов, и их Небесную цитадель, и перепишет всю их историю новыми яркими рунами.

Дракон Тьмы. Сурт! О боги! Тревожась о том, что может произойти в ближайшем будущем, я упустил из виду нечто куда более важное. Сурт – это Хаос; а это означает Рагнарёк, уничтожение Порядка. Именно это заставило ясень Иггдрасиль ронять листву – ведь с деревьев всегда опадает листва, когда осень приходит на смену лету. Я уже говорил, что все это просто обширная метафора, но истинный смысл ее мне был ясен: грядет такое время, когда от мира Одина не останется камня на камне, и вместо него воцарится Хаос, внутри которого впоследствии и зародится новый Порядок…

Все это, конечно, весьма поэтично, но я, некогда предавший Хаос, легко мог представить, что станется со мной, когда до меня доберется Сурт; уж милосердия от него ждать было совершенно бессмысленно. А что касается богов, то, похоже, я по собственному выбору оказался в компании неудачников. И что же мне теперь оставалось? Бежать? Но мог ли я надеяться спастись, когда начнется эта кровавая бойня?

– Говори, что меня ждет?

– Прояви терпение, – упрекнул меня Мимир. – Я ведь еще и до участи богов не добрался.

– А там есть что рассказывать?

– О да!

И пока я в мертвящей тишине слушал шепот головы, доносившийся из источника, меня постепенно охватывало чувство леденящего страха; холод, смертный холод полз по спине, покрывая мурашками все тело. О, никогда еще я не испытывал такого страха!

– Неужели Один сможет так поступить? Со мной? – Я все еще не мог поверить.

– Запросто, – сказал оракул. – А что, ты в этом сомневался? Он ведь и раньше неоднократно так поступал. Он, возможно, и почувствует разок-другой некий укол совести, но это его не остановит, и он с легкостью использует тебя в качестве козла отпущения, если у него такая необходимость возникнет. Смотри правде в глаза, Трикстер. Ты одинок. Здесь ты всегда был одинок. Один никогда не был тебе другом, как не был он другом и мне. А что касается остальных… – Лик оракула осветило нечто вроде улыбки. – Ты же и сам знаешь, как они к тебе относятся. Они тебя ненавидят и презирают. И стоит Одину отдать приказ, они набросятся на тебя, как стая волков. Вспомни, что они сделали с Фенриром. Вспомни, как обошлись с Ёрмунгандом. Ты же понимаешь: это всего лишь вопрос времени, когда тебя официально объявят нежелательным элементом.

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

– Оракулы не лгут.

– Ну, хорошо, но нельзя ли это предотвратить?

Цвета его ауры вспыхнули.

– Ты не сможешь! – объявил он.

– Но наверняка…

– Ты не сможешь, – повторил он. – Все, Локи. С тебя довольно. Теперь ты знаешь все. Это судьба, Локи. Я понимаю, это тяжело. Но судьба имеет скверную привычку отыскивать тебя, куда бы ты от нее ни спрятался. Иногда, кстати, она встречает тебя именно там, куда ты пытался от нее убежать.

– Это что, тоже пророчество? – спросил я.

– А ты как думаешь? – сказала голова Мимира.

После этого разговора я прокрался к себе, лег в постель, но лежал без