Айя очнулась оттого, что лежала у кромки воды и маленькая волна лизала ее босые ноги.

«Видения, такие же, как у отца. Только он видел варианты будущего, а я, вероятно, видела события настоящего», – пронеслось в голове. Она помнила, как отец медитировал на берегу моря. Закончив, заходил по колено в воду, опускал туда руки и отстранялся от всего мира. Так к нему приходили видения. Вероятно, так он узнал, что придет Чингисхан. Он знал, видел в вариантах событий, что его убьют, но не убежал, а стал спасать ее. Спасать для чего? Не просто как дочь, он сказал, что она важна. Для чего?

Айя по возможности быстро поднялась, жаль, платье намокло, и посмотрела в сторону Мейсена и Жанин. Они дошли до какой-то черты, развернулись и теперь возвращались назад.

Мейсен не смотрел в сторону Айи, он не мог оторвать взгляда от Жанин и погружался в то невероятное, что происходило с ним. Ее мокрое платье заметила Жанин.

– Ой, ты плохо ходишь и упала, прости, что оставили тебя одну. Но сегодня жарко и искупаться не вредно, – говорила она, и радость волнами разливалась вокруг девушки.

– Конечно, высохнет, – улыбнулся Мейсен. – Посиди тут, Жанин, а я поддержу Айю, чтобы она побродила по воде.

– Я поброжу с вами, – сказала девушка, и они бродили, пока Айя не устала – к сожалению, быстро, а потом вернулись к машине и поехали назад.

Палата Айи

К вечеру в палату пришел Томас. На парне не было лица.

– Айя, я хочу поговорить, – тихо сказал он.

Она подняла голову и показала на люстру, а потом на угол палаты и покачала головой. Кажется, парень все понял, но наклонился к ней и тихо сказал:

– Я не отдам им тебя. Пусть что угодно делают, я придумаю что-нибудь.

Потом наклонился еще ниже и сказал, дыша ей в волосы:

– Я приду ночью, сегодня или завтра, хорошо?

Она покачала головой. И губами произнесла:

– Не надо.

Но, поднимая ее для переноса на массажный столик, он как будто ненароком теснее прижал к себе, шепча на ухо:

– Не отдам. Не хочу и не могу потерять тебя. Понимаешь?– и начал делать массаж, разминая подрагивающие тонкие пальцы и изредка невольно поглядывая на видеокамеры. Он все правильно понял.

Оказавшись опять на кровати, Айя взяла планшет и написала, закрывая собой текст.

– Не сегодня. Завтра поговорим.

После, проводив Томаса, долго лежала, смотря в потолок, как будто там могла появиться подсказка. Потом взяла планшет и стала набирать текст, стараясь держать его вне поля обзора камер слежения.

Утром пришла Мэгги с жидкой кашей на подносе. Айя уже могла глотать самостоятельно. Она взяла тарелку и ложку и сунула в руки Мэгги планшет. В самом начале было написано: «Прочтите в коридоре».

– Я поем сама, – с большим трудом выговорила Айя, и Мэгги вышла, а она попробовала есть.

Айя давилась кашей. Она не лезла в горло от спазма, возникшего из-за волнения. Когда Мэгги вернулась, она продолжала размазывать кашу по тарелке.

– Да, – сказала Мэгги четко, – согласна, а сейчас капельница. Ложись.

После обхода Мэгги вывезла ее в парк на прогулку, подвезла к калитке, за которой их ждал автомобиль.

– Я на все согласна ради дочки, – проговорила медсестра. – Я уверена, ты поможешь. Мы поживем в доме у одного моего знакомого, он в отъезде. Нас там, если не будем высовываться, никто не найдет. Я вчера вечером запаслась всем необходимым, хватит надолго, и сказала дочкам, что мне надо пропасть на месяц или два и чтобы меня не искали.

Автомобиль поехал, все время меняя направление, выехал за пределы города и остановился возле небольшой загородной виллы.

Месяц жизни героев повествования

Этот месяц для всех действующих лиц выдался невероятно тяжелым.

Стив Мейсен метался, как человек, потерявший руку, ногу, литр крови, часть души, непонятно, что конкретно, но что-то невероятно важное. Пропажу Айи и предательство Мэгги он не мог объяснить логически. Он усиленно думал, почему и с чем это связано. К тому же он не понимал, почему пропажа этой девушки так сильно затронула его. Ну, вложил в нее немало опыта и знаний, да, не получил награды за сотворенное чудо, но стоит ли это таких переживаний? Искал причины, не находя их. Жалел, что не стал настолько подлым, чтобы поставить ей чип – и вот результат. Мягкотелый все теряет. «Надо быть жестким, бескомпромиссным, безжалостным», – говорил чей-то голос внутри него. Он нанял частного детектива по розыску Айи и Мэгги, но две особы как в воду канули.

Одно его успокаивало и отрезвляло, возвращало к жизни – работа с аппаратом совместно с Жанин. Это позволяло, наконец, ощущать эмоции, то, чего он был лишен всю жизнь. Этот наркотик привязывал его к Жанин. К испытанию аппарата подключили Лиз и ее нового бойфренда Марка Вейлера. Реставратор был рад участвовать в эксперименте, и эта радость несколько смущала Мейсена. Радость была какая-то разнородная, с двойным дном, но он не мог разобраться в сложном хитросплетении эмоций этого человека. Он был влюблен в Лиз, и это смешно выглядело бы для Стива еще месяц назад, но не сейчас. Марк был увлечен Лиз, это видно, но что-то еще, возможно, нездоровое любопытство, окутывающее его, смущало Стива. Любопытство к чему? Но слишком, слишком много хлопот навалилось на него, чтобы вникать в особенности эмоций Лизиного бойфренда. Он думал о Жанин, единственной, кто радовал его. Она была солнышком в этой тьме. Он не спал с ней, хотя мечтал испытать, как это: чувствовать не только эмоции другого человека, но и свои собственные при том акте, который он, как истинный врач, называл просто сексом или трахом. С ней это не могло произойти. С ней все должно быть по-другому. Но только когда он научится чувствовать. А он хотел научиться и учился этому.

Жанин выздоравливала быстро, почти стремительно. Она ела, поправлялась, набирая килограммы, и это больше не смущало ее. Стив забирал ее ненависть к себе, как только она появлялась, и ей хотелось жить. Такой легкости она не ощущала, кажется, никогда. Все терапевтические сеансы приносили пользу, и она ждала каждый день их общения со Стивом с помощью этого интересного прибора. Ей хотелось передать ему часть своей радости, которую она чувствовала. Эмоции разноцветными шарами крутились вокруг нее и попадали внутрь, наполняли пустоту в этом странном, тяжелом, одиноком человеке. Он нуждался в ней, а она – в нем. Только иногда, когда он раскрывался, как ей представлялось, больше, чем обычно, и позволял увидеть себя изнутри, она вздрагивала от странного, пугающего ощущения присутствия там,