Генка еще несколько секунд стоял на дороге, испуганный и растерянный, и смотрел ему вслед. А затем развернулся и бегом направился в мою сторону.
Вздрагиваю и еще сильнее вжимаюсь в кусты. Сперва мне вообще показалось, что он несется прямо на меня. И с облегчением выдыхаю, когда он, взметая клубы пыли, словно табун лошадей, пробегает мимо.
Дожидаюсь, пока он скрывается вдали, и осторожно выбираюсь из-за куста.
Определенно, одной иглой тут теперь не обойтись. Я вообще стала черт знает на кого похожа. Наклоняюсь и пытаюсь отряхнуть грязь с одежды, но лишь еще сильнее размазываю ее. Разозленная, рычу и топаю ногой. Хоть целиком меня теперь стирай…
Зато небо проясняется. Редкие тучки плывут по небу, но сквозь них уже вовсю светят лучи солнца. Однако хорошая погода совсем не приносит мне никакой радости.
Злясь на того мужчину и на себя саму, поднимаюсь по ступенькам и захожу в дом, громко хлопая при этом дверью. И куда же все могли подеваться? Я, вообще-то, хочу есть.
Громко топая и оставляя после себя грязь, не разуваясь, прохожу прямиком в комнату с печью. Окидываю мрачным взглядом пустые кровати и убеждаюсь в том, что дома действительно никого нет. Хотя, возможно, в той маленькой комнатке, смежной с моей, спят люба и Вера. Но заходить я туда не буду. Если я их случайно разбужу, придется с ними возиться. А нянчиться с детьми — самое последнее, что я люблю делать в жизни.
Без колебаний прохожу в угол комнаты и начинаю шарить рукой на полке за печью. Пальцы нащупывают какие-то холщевые мешки, несколько жестяных коробок — и ничего съедобного! А, если еда какая-нибудь и есть, то в неприготовленном виде.
Разочарованно вздыхаю и опускаюсь на кровать. Пружины недовольно скрипнули, прогнувшись под моим весом.
Подпираю голову рукой и немигающим взглядом гляжу на стену. Раз поесть не получилось — будем ждать Лилю. Уж она-то, в отличие от меня. Сможет что-то приготовить. А потом надо будет поделиться с ней своими подозрениями. И наконец-то попросить иглу и мыло. Даже на войне девушка должна выглядеть женственнее, чем я сейчас.
Понимаю, что сейчас мою голову занимают самые глупые мысли. Я размышляю о чем угодно, но не о действительно важных вещах. В моей ситуации более здравомыслящая девочка, нежели я, уж точно не ломала голову над тем, как выпросить еду или помыться. Самое важное — понять, кто же этот незнакомец и на чьей стороне он ведет свою игру.
Слышу доносящийся из угла скрип отворяемой двери. Поднимаю голову и немею от удивления. Неужели этот странный человек действительно меня преследует? Он стоит на пороге в обществе Лили. Причем последняя очень мило улыбается, разговаривая с ним.
Дергаюсь и встаю с кровати. Мужчина смотрит прямо на меня, в упор. Его взгляд изучающее и, я бы даже сказала, оценивающе, скользит по мне. Наконец, он меня узнал. Замечаю, как на его лице проскользнуло едва заметное удовлетворение. Словно я — экспонат, который ему придется изучить. Именно это намерение я вижу во всем его внешнем виде.
— Спасибо, что согласились придти, — буквально светится от счастья молодая женщина. — Я уж извелась вся. Не знаю, что и делать…
— Пустяки, — говорит он слегка хрипло. Прокашливается и продолжает: — Что с твоей печью не так? Рассказывай.
Лиля проводит его к печи. Отскакиваю в сторону, уступая дорогу. Исподтишка продолжаю наблюдать за ним. Причем мужчина тоже изредка кидает на меня внимательные взгляды.
Наконец я начинаю чувствовать себя совсем неуютно. Пячусь назад, желая покинуть комнату. И зачем он только приперся сюда?..
— А что с Анной Владимировной? — вдруг спрашивает он, обращаясь к Лиле. — Я краем уха слышал, что что-то ночью произошло с ней…
«Да ты же сам ее и убил!» — чуть не вырывается у меня. Но понимание того, что эти слова запросто подпишут и мне смертный приговор, молчу. Лишь отступаю еще на шаг от него.
— Убили ее, — отстраненно отвечает молодая женщина, не отрываясь от своего занятия — вынимания горшков из холодной печи. Вижу, что ей совсем не хочется размышлять на эту тему.
Незнакомец проносит ее слова мимо ушей. Его глаза встречаются с моими. И это действует на меня угнетающе. От его взгляда по спине бегут мурашки, и появляется желание сжаться в комок. Или убежать. Мне очень хочется прибегнуть к последнему методу, но я упорно не опускаю глаз.
Мы играем с ним в «гляделки» еще несколько секунд. Потом он совершенно неожиданно отводит взгляд, и я физически ощущаю, что стало легче дышать.
Стараясь, как можно быстрее покинуть комнату, делаю несколько шагов назад и тут же спотыкаюсь о прислоненную к стене кочергу. Проклиная все на свете, вскидываю руки, пытаясь удержаться в вертикальном положении, но ничего не помогает. Я уже лечу носом вперед, сбивая локти. Ну вот. Теперь еще и зеленку придется просить у Лили.
Стремительно поднимаюсь и почти бегом направляюсь к своей двери. Чувствую, что мое лицо постепенно принимает малиновый оттенок. От досады прикусываю губу, чтобы не выругаться слишком громко.
От моих мыслей меня отвлекает Тихон, который входит в сени. Он вытирает ноги о порог и, не разуваясь, проходит дальше.
— Тихон!
Наконец-то я смогу ему все рассказать! Наконец-то он подскажет мне, что делать дальше. Теперь мне уже все равно, объявит он меня виноватой или нет. Я же решила исправить свои ошибки?
— Чего тебе?
— Смотри…
Прикладываю палец к губам и тяну его за рукав рубашки на себя. Показываю ему пальцем в проем двери. Отсюда прекрасно видно, как незнакомый мужчина, стоя на коленях у печи, что-то объясняет Лиле, которая стоит с полотенцем наперевес и внимательно слушает его.
— Не понял.
— Этот тип с ними заодно, — шепчу я ему в самое ухо, приложив палец к губам и пытаясь дать ему понять, что следует говорить на тон тише.
— С кем?
Смотрю ему прямо в лицо и не понимаю, как же можно быть таким глупым.
— С фашистами.
Мальчишка смотрит на меня. Потом хмыкает. А потом и вовсе начинает уже откровенно хохотать.
— Ты чего? — ошарашенная его реакцией, спрашиваю я. Мне даже становится обидно.
— Ты это сейчас серьезно или снова шутишь? — отсмеявшись, интересуется Тихон, за что тут же получает ощутимый толчок в плечо.
Разворачиваюсь и, впечатывая каждый свой шаг в дощатый пол, иду к себе в комнату. Напоследок не забываю громко хлопнуть дверью, словно желая этим показать, что я права.
Сейчас мне нужно успокоиться. В таком рассерженном состоянии, в котором я сейчас нахожусь,