– Лекси не знает, что из этого сделать, – говорит Коул.

У меня по спине бегут мурашки. Сделать из чего?

– Она сумеет, – на этот раз голос Дрески раздается совсем близко, у самого стекла, я приседаю еще ниже, а в ушах так грохочет пульс, что я почти не слышу ее слов.

– Если ты ей не скажешь… – добавляет Дреска, прежде чем отойти вглубь дома. Теперь ее голос снова отдалился. Коул отвечает, но и он отошел, так что до меня доходит лишь невнятный шум. Я спешу к входу, надеясь услышать еще что-то.

Но не тут-то было – дверь распахивается настежь, и я оказываюсь нос к носу со стоящим на пороге Коулом.

Мне очень хочется убежать, я даже делаю шаг назад. Но вижу его глаза и не могу отвести взгляда.

– Ничего не хочешь мне сказать, Коул? – спрашиваю я тихо и зло. Он стоит, открыв от растерянности рот, мрачнея на глазах. Но через секунду берет себя в руки и ничего не говорит. Безнадежно вздохнув, я отхожу. Поверить не могу, я рисковала, чтобы ему помочь, а он даже не открыл мне правду.

– Лекси, подожди, – голос Коула легко перекрывает ветер, а потом и сам он оказывается рядом. Он хочет взять меня за руку, возможно, остановить, но только касается пальцами моей кожи.

– Дай мне все объяснить, – просит он, но я лишь ускоряю шаг. Даже слишком. Нога у меня подворачивается на неверном камне. Я закрываю глаза, готовясь катиться по склону вниз – но не падаю. Холодные руки хватают меня за плечи, и я слышу, как бьется сердце Коула. Вырываюсь, ветер рвет на мне платье, волосы.

Коул ждет, скрестив руки на груди.

– Лекси, то, что ты слышала…

Я обхватываю руками голову.

– Коул, я пытаюсь тебе помочь.

Он хмурится, но не отводит глаз.

– Я знаю…

– Но я не смогу этого сделать, если ты не скажешь мне правду.

– Ты не…

– В деревне все тебя винят в исчезновении детей. Мой дядя и члены Совета идут сюда прямо сейчас.

Я смотрю вниз, на узкую тропу, по которой должны были бы идти Отто и его люди, но никого нет. Но мне упорно мерещится, что я слышу хруст веток и шорох листвы под ногами, где-то в роще. Коул прослеживает мой взгляд.

– Туда, – он показывает в сторону домика и сарая. Из-за деревьев ниже по склону доносится громкий треск, на этот раз у меня нет никаких сомнений, и я послушно следую за Коулом за сарай. Роща, холм и лачуга сестер скрываются за покосившимися бревнами.

Коул сворачивает к гряде холмов. Догнав, я стучу его по спине, он весь как-то сжимается, но продолжает идти. Я стискиваю его плечо.

– Почему ты не сказал мне? – требовательно спрашиваю я.

На какое-то мгновение мне даже кажется, что он ответит. Я так и вижу, как он мысленно подбирает подходящие слова. Довольно неуклюже. Я как-то пробовала жонглировать тремя яблоками из кладовки. Но столько раз их роняла и в конце концов разбила, расплющила в такую кашу, что маме ничего не оставалось, как сделать из них повидло. Как я ни старалась, все равно постоянно сбивалась. У меня никак не получалось уследить за всеми тремя яблоками одновременно.

Хорошо бы Коул поделился хоть одним яблоком со мной. А он смотрит на меня все с той же печальной почти улыбкой, как будто решает, дать ли мне яблоко, но понимает, что я не удержу и одного. И что ни к чему нам хвататься за одно яблоко – вдвоем мы только разобьем его еще сильнее прежнего.

Я отнимаю руку.

– Позволь мне помогать.

Он смотрит на мою ладонь.

– Ты хочешь узнать мою историю, – взгляд у него такой тяжелый, что я начинаю бояться, не потрескается ли от него моя ладонь.

– Однажды, давным-давно, жили мужчина, женщина и мальчик, они жили в месте, полном людей. А потом это место сгорело. И больше ничего не было.

Я стою не дыша, жду продолжения. Но Коул отворачивается, направляясь туда, где Ближняя заканчивается и начинается пустошь. Я никогда не видела моря, но Магда рассказывала мне о том, как катят бесконечные волны. Я представляю себе, что они похожи на эти, волны травы и вереска, только синие.

– Не очень-то хороший из тебя рассказчик, – замечаю я, надеясь увидеть в ответ улыбку, но Коул глядит на пустошь, и вид у него очень несчастный. Ветер все дует, завывает вокруг нас, тянет куда-то.

Только тут ко мне приходит понимание.

– Это твоя деревня сгорела? – спрашиваю я, по-новому увидев его серую, опаленную одежду, и вдруг поняв, почему ему ненавистно имя, которым я его нарекла.

– Господи, Коул… Ой, то есть…

– Все в порядке, Лекси. И имя хорошее.

– Лучше скажи мне свое настоящее.

Он отворачивается.

– Пусть будет Коул. Оно мне подходит.

Слышно, как отворяется дверь в домике, из него, ковыляя, выходят обе сестрички, Дреска постукивает своей клюкой.

Вернувшись к сараю, я осторожно выглядываю из-за угла и вижу их во дворе. Цепкие глаза Дрески вначале смотрят в нашу сторону, а потом на тропу на склоне холма. Я чувствую, что Коул подошел ближе и стоит у меня за спиной.

– Как тебе удалось выжить? – спрашиваю я прежде, чем успеваю понять, что спрашивать не нужно. Он молча смотрит на меня, взвешивая слова, перекатывая их во рту и словно стараясь проглотить.

– Пожар случился по моей вине, – шепчет он.

– Как? – Но его взгляд молит меня прекратить расспросы, в этом взгляде боль, тоска и что-то еще хуже. Коул старается дышать ровно, сжимает зубы, и мне страшно, что он вот-вот расплачется. Или закричит. Я понимаю, каково ему, потому что именно так сама чувствовала себя после папиной смерти: мне хотелось кричать, да только в легких совсем не было воздуха.

– Лекси, – начинает он. – Я не…

Но в этот самый момент слышатся мужские голоса, а бас Отто перекрывает всех.

Коул словно очнулся от транса – он вздрагивает, глаза темные, серые, губы сжаты в ниточку. Я толкаю его в тень сарая, прижимаю спиной к доскам.

Выглянув из-за угла, я пытаюсь разглядеть мужчин на краю рощи внизу, и наконец мне это удается. Кажется, они дерутся. Отто нетерпеливо машет рукой, показывает на что-то выше по склону. Несколько человек, отчаянно размахивая руками, отступают под кроны деревьев. Храбрости у них заметно поубавилось, ведь на вершине холма ждут ведьмы. Отто фыркает, отворачивается от них и продолжает подниматься по склону, но теперь в гордом одиночестве.

Дреска, бросив предостерегающий взгляд в сторону сарая, вздыхает и, скрестив руки на груди, оборачивается к тропе лицом.

Магда отползла на свой огородик-клочок, бесполезно бормочет что-то, обращаясь к голой земле, и совсем по-детски водит по грязи растопыренными пальцами. Отто все ближе.

Мы с Коулом вжимаемся в стенку сарая. Я задеваю его руку своей, и