Сердце мое сжималось от страха, но я усилием воли прогоняла тяжкие опасения. А Дагобер… он казался безмерно счастливым.
— Коронация состоится через неделю, — сказал он, когда мы после очередного танца вернулись на свои места — на троны, украшенные цветами из королевской оранжереи. — Надену на коронацию твой алмаз, и с этих пор он будет входить в тронное облачение всех последующих королей.
— Там написано «Дагобер», — напомнила я. — А представь, если короля будут звать Эдгар?
— Фарин, — предложил вдруг принц. — Почему бы не назвать нашего сына Фарин? А Дагобер — сделаем его обязательным вторым именем для всех наших потомков.
Я как раз пригубила бокал и едва не поперхнулась, услышав про сына.
— Кстати, а не пойти ли нам спать? — прошептал Дагобер, словно невзначай кладя руку на мое колено.
69
Утром следующего дня я проснулась, чувствуя себя невероятно, бесконечно счастливой. Неужели, все это не было сном? И свадьба, и танцы на площади при фонарях и фейерверках, и… Дагобер, задувающий свечи в нашей спальне.
Я вспомнила, как он нежно и в то же время настойчиво уговаривал меня снять сначала подвязки, потом чулки, а потом…
Спрятав в ладонях пылающее лицо, я переживала прошедшую ночь каждой частичкой души и тела. Ах! Неужели это все происходило со мной?..
Но тут я вспомнила про заклятье и рывком села в постели. Ночь после свадьбы! Получилось ли разгадать дар феи Сирени?!.
С замиранием сердца я склонилась над принцем, который лежал рядом, разметавшись и сбросив одеяло. Грудь Дагобера мерно вздымалась и опускалась, и я со вздохом облегчения рухнула в подушки.
Жив!.. Мы выиграли!..
Теперь это было полное, абсолютное счастье. Тихонько поцеловав спящего мужа в плечо, я сползла с кровати, накинула халат, предусмотрительно оставленный кем-то в кресле возле постели, и вышла из спальни, потягиваясь и позевывая.
— С добрым утром, невестка! — раздалось над самым моим ухом, и сон сняло, как по стуку волшебного посоха.
В коридоре стоял герцог Асгобер, и судя по всему, топтался он тут уже долго.
— Как он? — спросил герцог, и не смог сдержать жадной надежды.
Я смотрела на него с гневом и презрением. Жаба на его плече надулась, как зеленый шар — еще немного и лопнет.
Не дождавшись ответа, герцог шагнул к спальне, намереваясь войти, но я ударила его в живот кулаком, вложив в удар всю силу. Его светлость захрипел и согнулся пополам, а Жабыч шлепнулся на пол, как кусок сырого теста, возмущенно квакнув.
— Ты что творишь, коротконогое чучело?! — прошипел герцог, когда смог говорить.
— С Дагобером все в порядке, — сказала я веско, потирая костяшки. — Но только попробуй потревожить его — я еще покрепче ударю.
Словно в ответ дверь спальни скрипнула, и появился Дагобер — растрепанный, сонный, в одних подштанниках.
— Почему это я проснулся один? — спросил он у меня. — А ну в постель, моя драгоценная жена. Я только распоряжусь насчет кофе и булочек на завтрак, и кое-что расскажу тебе, — тут он подшлепнул меня пониже спины и пошел по коридору, кивнув герцогу, который только-только смог выпрямиться, придерживаясь о стену: — Доброе утро, дядя.
— Ты мог бы и не утруждать себя, Дагоберчик, — сказал герцог ему вслед. — Я сам прикажу подать завтрак!
— Ничего, — бросил Дагобер через плечо, — мне все равно надо прогуляться.
Мы с герцогом проводили принца взглядами, а потом его светлость поднял Жабыча и усадил себе на плечо.
— Жив, значит, — сказал он сквозь зубы, словно позабыв о моем присутствии.
— Неожиданно, да? — холодно сказала я. — Оставьте уже свои черные планы, или пожалеете.
— Оставить? — он посмотрел на меня с веселым недоумением. — Когда корона так близко?
Я следила за ним настороженно: что еще придумал? ведь он не успокоится…
Герцог понял мои мысли:
— Ты права, я уже знаю, что делать, — он улыбался ласково и предусмотрительно держался на расстоянии. — Жаль, что заклятье феи не подействовало. Но я подозревал, что она — пустая балаболка. Проливать королевскую кровь чревато, но можно попробовать по-другому… — он схватил жабу за широкую морду, принуждая раскрыть пасть, и спросил меня: — Знаешь, чем опасен Жабыч? Его слюна — страшный яд. Если попадет на кожу — умрешь быстро и мучительно, потому что противоядия не существует.
— Но тогда вы бы умерли первым! — воскликнула я, холодея от ужасного предчувствия.
— Яд Жабыча на меня не действует, — сладко сказал герцог. — Мы с ним нераздельны, разве можно навредить самому себе? Змеи ведь никогда не травятся собственным ядом. Если вы, два влюбленных идиота, обошли проклятье феи, то и я могу схитрить. Отравить — это не пролить кровь. Игра слов, не так ли?
— Ты не посмеешь, — сказала я в бессильном отчаянии.
— Посмею, — ответил он. — Лучше всего провернуть это прямо на коронации. Можно будет сказать, что небеса воспротивились тому, чтобы Дагобер занял трон. Его слова о равенстве эльфов с отребьем многим пришлись не по нраву. Так и сделаем. А ты попытайся угадать — что же я отравлю? Получится интересная игра.
Он ушел, оглядываясь через каждые два шага и посмеиваясь, а я кусала губы, не зная, что предпринять.
Вернулся Дагобер, а следом за ним эльфы-слуги тащили подносы, груженые всякими вкусностями — впору накормить отряд голодных орков.
— Дагобер! — бросилась я к нему. — Надо поговорить! Твой дядя…
— Тише, — он прижал палец к моим губам, давая знак молчать. — Сейчас мы завтракаем, а потом… а потом я не желаю слышать ни о дяде, ни о ком-то еще, кроме нас. У нас медовый месяц, если ты помнишь, — он легко подхватил меня на руки и понес в спальню. — А сразу после коронации я увезу тебя…
Я слушала принца, но в ушах звучал гадкий смех герцога и мерзкое жабье кваканье.
70
Нет, я не смогла заставить себя рассказать мужу о том, как в действительности погибли его родители, хотя и заводила время от времени разговоры о коварстве его дяди. Но Дагобер решительно не собирался верить ни единому плохому слову о герцоге, а день коронации приближался.
Принц пребывал в прекрасном расположении духа, чего нельзя было сказать обо мне. Всю неделю я самолично готовила для него, объясняя свое рвение необыкновенной заботой о муже. И хотя готовила я не всегда удачно, а иногда и странно, Дагобер был доволен и ел мою стряпню, и этим не доставлял мне лишних волнений и хлопот.
Он не захотел короноваться в столичном храме, предпочтя остаться в нашем городе.
— Здесь все началось, здесь все и закончится, — сказал он и пожелал видеть на коронации представителей четырех народностей.
— Крайне неразумно, Дагоберчик, — мягко попенял ему герцог. — Ладно — люди, ладно — гномы, но орки…
— Я должен показать пример остальным, — возразил Дагобер. — Если король будет бояться своих подданных, то о каком равенстве может идти речь?
Слушая эти разговоры, я только ерзала, сидя на