— Не очень, — призналась она, бледнея еще больше.

Кровь не унималась и била короткими упругими всплесками, Дагобер ощущал это ладонью.

— Возвращаемся, — сказал он решительно, подхватывая гному под колени. — Там должен быть лекарь.

— Ты что?! — она вцепилась ему в воротник — откуда только силы взялись. — Спятил? Нас там только и ждут! Они схватят тебя!

— Все неважно, — сказал Дагобер. — Твоя жизнь под угрозой.

— Как будто если тебя грохнут, она не будет под угрозой! Или тебя посадят в одну камеру, а меня в другую…. — она поморщилась и пожаловалась, как ребенок: — Больно. Жжет…

— Возвращаемся! — он потащил ее через кусты, не обращая внимания на ругательства.

— Не смей, идиот пустоголовый! Тебя там сразу убьют! Награда и за живого, и за мертвого! — гнома попыталась даже укусить его, но силы изменили. Борьба далась ей тяжело, и гнома снова обвисла на его руках. Дагобер тащил ее свирепо и молча, боясь даже молиться. Дыхание гномы слабело, горячая липкая кровь пропитала одежду, и Дагобер чуть не взвыл, когда понял, что заблудился. Ему казалось, что он выбрал верное направление, чтобы вернуться к деревне, но кусты боярышника все не кончались.

Прислушавшись, Дагобер тщетно старался уловить петушиные крики или шум погони, на худой конец. Но его окружали только обычные звуки ночного леса — птицы только-только начинали робко пощелкивать в кронах деревьев. И никаких признаков близости жилья.

Он попытался вернуться на прежнее место, но в предрассветном свете не смог даже найти пятен крови на траве. Крутанувшись, Дагобер увидел, что и там, где он только что прошел, следов крови не было. Как будто лес нарочно запутывал его, мешая выйти к людям.

— Проклятье! — Дагобер закусил губу, глядя на гному. Лицо ее стало необыкновенно светлым и спокойным. Ресницы бросали тень на щеки, и это придавало девушке совсем неземной вид. Может, она уже умерла?! Но грудь ее тихонько вздымалась, и она поморщилась, когда он взял ее под мышки половчее.

Дагобер бросился наугад, продираясь сквозь боярышник, и бежал, пока не задохнулся, но все тщетно — лес окружал их плотной стеной.

Чуть не плача от досады, он опустил гному на траву. Чем бегать без толку, надо сделать перевязку, но едва он взялся за пуговицы на куртке гномы, она схватила его за запястье и попыталась лягнуть.

— Тебя надо перевязать, — сказал Дагобер, отводя ее руки.

— Не надо, — прошептала она. — Не трогай меня…

— Тебе нечего бояться, — начал он, но она его перебила.

— Помоги моему папаше, пожалуйста. Ты же принц, а все это… это недоразумение… Папаша — Багз, гном Багз. Его дело в суде, у судьи…

— Ты только не вздумай умирать! — заорал на нее Дагобер. — Чего это про папашу заговорила?! Дай перевяжу…

Но она вцепилась в курточку мертвой хваткой, не давая расстегнуть.

— Гномий олух! — вспылил Дагобер, довольно грубо разжимая ей пальцы.

— Не смей! — взвизгнула она и вдруг распахнула глаза. — Ты чувствуешь?.. Пахнет сиренью…

Нашла время для сирени. Дагобер рванул ворот ее куртки, вырывая пуговицы с мясом, но тут ветер и в самом деле донес до него запах сирени.

— Значит, деревня близко! Держись, Эрм, только держись, — он подхватил гному на руки, и побежал, принюхиваясь, как гончая по следу. Где же эти проклятые сиреневые заросли? Но лес будто играл с ним — заманивая, запутывая. Дагобер готов был поклясться, что уже три раза пробежал мимо одной и той же елки.

— Положи меня и не тряси, — простонала гнома. — Я устала…

Он опять уложил ее в траву, и запах сирени теперь стал особенно сильным. Голова гномы бессильно завалилась набок, и Дагобера охватил самый беспощадный гнев, ярость, злость — все вместе и усиленное десятикратно.

— Сколько ты будешь издеваться над нами, феечка?! — крикнул он в небо. — Хочешь, чтобы я позвал тебя? Так я зову! Если надо — на коленях приползу! Или ты ждешь, пока она умрет?! В тебе есть хоть капля доброты?

Гнома даже не пошевелилась, а вот лес ответил — деревья вдруг расплели ветки, давая дорогу, и Дагобер увидел сиреневые кусты, растущие вдоль тропинки. Здесь было утро, а там — день. Там сияло солнце и пели птицы.

— Держись, Эрм, — пробормотал он, забирая гному на руки. — Держись! Она сейчас появится, эта ведьма!

Он побежал по тропинке, и деревья сомкнули ветки закрывая путь обратно.

— Фея! Появись! — кричал Дагобер, заглядывая то за один сиреневый куст, то за другой. — Она умирает!

Он выбежал к озеру, в котором плавали белые лебеди, и увидел ее…

Белая тень между гроздьями сиреневых и фиолетовых цветов. Светлые волосы струятся до земли, белое платье вышито серебром.

— Здравствуй, принц Дагобер, — сказала фея Сирени. — Я рада, что ты нашел время навестить меня.

Малиновка слетела к ней на плечо и защебетала. Фея пощекотала ей желтую грудку и засмеялась. К воде спустились олени, чтобы напиться, а лебеди захлопали крыльями, перелетая на другую сторону.

Дагобер ощутил себя лишним в этом солнечном и душистом царстве. Он стоял, перепачканный кровью, с окровавленным телом на руках, грязный, уставший, а все вокруг так и сияло красотой и безмятежностью.

— Ты… — он не находил слов, чтобы выразить фее всю свою ненависть. — Ты — убийца…

Малиновка вспорхнула в небо, а фея вышла на тропинку, и ветки сирени потянулись за ней, словно не желая отпускать.

— Пришел оскорблять меня? — она улыбнулась так нежно, словно Дагобер только что сделал комплимент ее наряду.

— Пришел за помощью! — заорал эльф. — Ты не видишь, что наделала?! Из-за тебя эта девочка умирает!

— Из-за меня? — фея лукаво погрозила ему пальцем. — По-моему, она сама выбрала эту судьбу. Никто не просил ее заслонять тебя от ножа…

— Заслонять меня?.. — Дагобер тяжело сел на землю, держа бесчувственную Эрм на коленях. Может, она уже умерла? Заслонила от ножа…

— Такая самоотверженность, — фея приподняла подол платья, показав башмачки, украшенные серебряными пряжками, и подошла ближе, сочувственно покачав головой. — Она мне всегда нравилась, эта гнома Эрмель. Смелая, добрая, бесхитростная…

— Эрмель? — тупо повторил Дагобер.

— Ее зовут Эрмель. Она тебе не сказала?

— Нет.

— Наверное, у нее были причины скрывать от тебя свое имя. Наверное, ты не показался ей достойным доверия, принц.

Дагобера разозлил ее снисходительный тон.

— Ты поможешь? — спросил он злобно. — Или будешь щебетать, какая она хорошая?

— А ты как был грубияном, так и остался, — сказала фея безмятежно. — Нашел невесту?

— Да какую невесту?! — Дагобер готов был убить фею на месте. — Спаси Эрмель, белая кукла! Или у тебя совсем нет сердца?

— Как ты заговорил! — она засмеялась хрустально-переливчато. — Неужели, что-то изменилось?

— До каких пор ты будешь издеваться? — Дагобер готов был заплакать от досады и злости. — Помоги ей, пока не поздно.

— С ней все в порядке, не понимаю, почему ты так кричишь, — фея откинула белокурые локоны на спину. — Распугал моих пташек.

Но Дагобер не слушал ее. Губы Эрмель порозовели, лицо хотя и оставалось бледным, уже