Несколько секунд Реджи смотрел на меня, а потом сказал:
— Ты — самое доброе и нежное существо на свете, Бланш. Я не стану тебе мешать, только прошу — не отталкивай меня. Наша встреча не очень-то задалась, но я постараюсь все исправить. Мы ведь когда-то были хорошими друзьями, верно? Верно?
Он спрашивал это, пока я не засмеялась и не кивнула.
— Вот и славно, постараемся остаться ими. Для меня это очень важно.
Я снова кивнула и пошла на задний двор, обогнув дом графа.
— Почему ты идешь через черный ход? — тут же спросил Реджи. — Ты теперь миледи де Конмор, это твой дом.
— Еще не миледи, — сказала я. — Не болтай чепухи, если хочешь по-прежнему оставаться моим другом.
Дернув нить колокольчика, я терпеливо ждала, пока мне откроют, хотя раньше, когда приносила заказанные сладости, всегда заходила, не спрашивая разрешения. По ту сторону раздались шаги, а потом дверь распахнулась. Открыл рыжий Пеле, слуга графа. Я бы предпочла увидеть горничную леди Чендлей или повариху, но судьба распорядилась иначе.
— Какой сюрприз, леди Бланш, — Пеле посторонился, приглашая войти.
Но я осталась за порогом, лишь протянула слуге графа сундучок.
— Передайте, пожалуйста, милорду мой подарок.
— Подарок? — слуга принял сундучок, с интересом посматривая то на меня, то на Реджи, который топтался за моей спиной.
— В Ренне есть обычай, что жених и невеста обмениваются обручальными подарками, — пояснила я, — милорд уже преподнес подарок мне, теперь моя очередь.
— Почему бы вам не войти и не подарить его самой? — предложил Пепе. — Я вас провожу.
— Нет, передайте подарок вы, я не хочу беспокоить милорда в такой поздний час, — торопливо сказала я, пряча руки под накидку. Присутствие Реджи за спиной смущало, но даже если бы его не было, я не осмелилась бы преподнести подарок графу лично.
— Вы и не побеспокоите, — заявил Пепе с апломбом старого слуги, знающего все повадки своего хозяина.
— Нет, нет, я не осмелюсь, — я отступила на шаг и наступила Реджи на ногу.
Эта неловкость заставила меня смутиться окончательно.
— Скажите милорду, что я испекла монастырскую коврижку, — сказала я так, словно за мной гнались все королевские гончие. — Она поддержит его силы перед свадебным постом! Всего доброго, господин Пепе! Спокойной ночи!
Реджи едва успел податься в сторону, чтобы мы с ним не столкнулись — так стремительно я бросилась обратно на улицу со внутреннего двора.
— И вам доброй ночи, миледи! — крикнул Пепе.
Мне показалось, что он засмеялся.
30
Стоя у окна, Ален увидел, как на улице показались две фигуры, запорошенные снегом. Одну из них он узнал сразу, и сердце дрогнуло. А он уже и забыл, что его сердце умеет трепетать.
Бланш Авердин пришла.
Зачем бы? Ведь они расстались лишь сегодня утром. Уже передумала?
А вот следом за Бланш шел его новый посыльный — Реджинальд Оуэн. Судя по всему, пришли они вместе, и содержательно беседовали, пока шли. Потому что вдруг остановились, и Бланш, прижимая к груди какую-то коробку, начала с жаром что-то говорить. В свете фонарей он не видел ее лица, но всей душой почувствовал ее волнение, хотя и следил за ней на расстоянии. Что же они обсуждают там, с этим молокососом?
Бланш и Оуэн завернули за угол дома — почему-то решили воспользоваться черным ходом.
Ален быстро перешел к другому окну, но во внутреннем дворе было темно, и Бланш с сопровождающим граф не разглядел.
— Пепе! — крикнул он. — Спустись! У нас гостья. Леди Авердин зачем-то пожаловала.
Лучше было бы спуститься самому, но Ален не был уверен, что хочет сейчас встретиться с Бланш. Он и так слишком много сказал и сделал сегодня, и кто знает
— какую глупость еще сотворит, если эта маленькая шоколадница окажется рядом? И что делать, если эта шоколадница скажет, что отказывается выходить за него?..
— Да ты трусишь, милорд, — сказал Ален сам себе и усмехнулся, хотя было странно говорить и усмехаться в пустой комнате.
К тому времени, когда Пепе вернулся, Ален уже сидел в кресле, читая при свечах. Незачем выказывать нетерпение.
Но слуга вошел один, без шоколадницы, зато со стуком поставил на стол сундучок, от которого сладко и знакомо пахло пряностями.
— Что это ты притащил? — спросил Ален, откладывая книгу. — И где леди Бланш?
— Леди не пожелала даже зайти, — сказал Пепе многозначительно, — но просила передать вам подарок.
— Подарок? Ну так передавай.
— Получите! — Пепе повозился с хитрым замочком, открыл крышку и вместе с хозяином заглянул внутрь сундучка.
— Что это? — Ален рассматривал золотисто-коричневые кусочки, присыпанные белой пудрой, как будто припорошенные снегом. Пахло пряно и аппетитно, и алая ткань, на которой были разложены ломтики, придавала блюду по-настоящему праздничный и торжественный вид.
— Монастырская коврижка, милорд! — объявил Пепе. — Чтобы на свадьбе вы были полны сил, — он не сдержался и хохотнул.
— Ты бредишь, что ли?
— Разве я похож на полоумного?
— Ничего не понимаю, — Ален нахмурился, продолжал разглядывать подарок.
Никогда еще ему не дарили сладостей. Как девице, в самом деле. Может, подарок с подвохом? Что там болтает Пепе о силе?
— Что она сказала? — спросил он слугу. — Повтори слово в слово.
После того, как Пепе передал послание от невесты, лицо графа прояснилось.
— Она позаботилась, чтобы я не ослабел во время поста, дурья твоя башка, — сказал он, легко ударяя Пепе кулаком в плечо.
— А вы собирались поститься?
— Нет, — Ален невольно улыбнулся. Теперь подарок невесты приобрел для него особое значение. Она не могла сделать ничего плохого — Бланш Авердин. То, что он услышал и узнал о ней, сейчас опять подтвердилось. Прежде всего она заботится о других. О сестрах, о матери, о балбесе Маффино, который посмел утащить ее в кухню в разгар праздника — из-за испорченных безе! И вот теперь она решила проявить заботу о нем.
— Может, попробуете? — предложил Пепе. — Вряд ли она добавила туда яду.
— Ты безнадежный дурак, — вздохнул Ален, но кусочек пирога взял.
Лакомство рассыпалось во рту удивительной смесью вкусов — и сладко, и кисловато, и пряно, и хрустящее, и нежно. Сжевав один ломтик, граф тут же потянулся за другим. Подумал — и предложил взять кусочек вкусного подарка слуге.
Пепе не постеснялся — выбрал самый большой.
Некоторое время мужчины молчали, уничтожая подарок, и лишь когда от коврижки остались крошки и пара изюминок, Пепе с сожалением вздохнул
