— Нет.

— Хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты им скажешь?

— Нет. Извини. Неужели ты не понимаешь?

Джанет побледнела, несмотря на кремово-кофейный загар: ноздри, губы и виски приобрели синеватый оттенок. Она старательно не встречалась со мной взглядом. Она оказалась в положении Эллен Лэнг, когда, если ты смотришь другому человеку в глаза, тебе приходится платить слишком высокую цену. Только вот Джанет Саймон к такому поведению не привыкла.

— Хорошо. У тебя есть номер моего телефона, — сказал я.

Она кивнула, не спуская глаз со своей сигареты.

Я ушел.

Я заехал в супермаркет «Уэствед Хо» и купил две упаковки по шесть бутылок «Фальстафа», самого лучшего — из дешевого — пива, которое у них оказалось, и отправился домой, включил почти на полную громкость Джорджа Торогуда,[15] пил пиво на пару с котом и думал о жизни. Думал об Эллен Лэнг и Джанет Саймон. На самом-то деле они не так сильно отличаются друг от друга. Может быть, Джанет Саймон когда-то действительно была Эллен Лэнг. Возможно, наступит день, когда Эллен Лэнг станет Джанет Саймон. Если она все еще жива. Я выпил еще пива, увеличил звук, когда Джордж запел «Плохой до мозга костей». Когда я слышу эту песню, я всегда чувствую себя крутым. После этой песни мы выпили еще. Очередная порция пива меня страшно порадовала. Где-то глубокой ночью я превратился в летающую обезьяну, одну из тысяч других, что преследовали Мортона Лэнга, который направлялся в Изумрудный город.

На следующий день у меня болела голова, но чувствовал я себя вполне терпимо. Кот лежал на полу кверху брюхом рядом со мной.

— Приготовь что-нибудь поесть к моему возвращению, ладно? — сказал я ему, но он не отреагировал на мою просьбу.

Я разделся до трусов, вышел на веранду, выполнил стандартный набор упражнений хатха-йоги и тай- чи. И еще я делал глубокие вдохи, напрягая мышцы живота и наполняя кровь кислородом, пока не зазвенело в ушах. Дальше я начал отжиматься, напрягая мышцы спины, груди и рук так, как меня учили, стараясь прогнать плохое и находя ему объяснение в боли, которая пронизывала тело.

После этого я принял душ, побрился, оделся и сварил яйца всмятку, к которым прибавил булочки с изюмом и кусочки бананов. Пока я ел, я сделал четыре бутерброда, сварил кофе и вылил его в большой термос. Кроме того, я прихватил упаковку из шести бутылок диетической колы без кофеина, две бутылки «Будвайзера» и банку оливок с перцем халапеньо. Все это я сложил в плотный бумажный пакет поверх двух книг Элмора Леонарда — «Человек» и «Вальдес идет». Затем я достал из шкафа пристегивающуюся кобуру, засунул в нее «дэн-вессон» и выбрал пиджак, чтобы он подходил к слаксам «Меронас» цвета хаки. В восемь двадцать я стоял напротив квартиры Кимберли Марш. Настроение у меня было отвратительное, и я решил, что если толстяк выйдет сегодня на прогулку со своей собачкой, я ее пристрелю. И тогда, скорее всего, этого умника Джона Кассаветеса арестуют, что совсем не удивит Джину Роулэндс.[16]

В почтовом ящике Кимберли Марш по-прежнему лежали письма, а в открытой корзине валялись рекламные проспекты и журналы. Прячась за банановыми деревьями, я вошел в квартиру номер четыре. С засохших маргариток опали последние лепестки. Некто Сид оставил на автоответчике сообщение: напоминал Кимберли, что они познакомились у «Марио» и ему ужасно хочется с ней встретиться, поскольку его планеты входят в нижний квадрант, и, если она хорошая девочка, она ему позвонит. Я вышел и запер дверь на замок. Дорожка проходила мимо ее квартиры, поворачивала направо к прачечной, а дальше лестница вела вниз, на подземную парковку. Я спустился и обнаружил за дверью на противоположной стороне гаража еще одну лестницу, ведущую в жилой комплекс. Отличное место. Тот, кто направится в четвертую квартиру, пройдет мимо меня. Отличное место для наблюдения, главное — не заснуть.

Я вернулся к «корвету», поднял верх и сел на место пассажира. Я был вооружен, имел необходимые припасы и готов к осаде. Я мог оставаться здесь столько, сколько потребуется. Буквально до самого ланча.

Через семь минут темно-синяя «нова» с большим ржавым пятном на левом заднем крыле проехала мимо меня и остановилась у тротуара в шести машинах впереди. Два уже знакомых мне чиканос.

«Все „чудесатее и чудесатее“».[17]

Водитель вылез, быстро перешел улицу и скрылся за банановыми деревьями. Он долго не возвращался. Я подумал было, что его пленили пигмеи. Но когда я решил, что моим надеждам суждено сбыться, он вернулся. Он изо всех сил тужился, чтобы походить на Чарльза Бронсона, однако у него по- прежнему не получалось быть таким же мрачным. Трудно выглядеть как Бронсон, когда у тебя нет такого же подбородка, как у Чарли. Он вышел на проезжую часть перед большим бронзовым «меркьюри», за рулем которого сидела пожилая женщина. Ей пришлось затормозить. Он же наградил ее хмурым взглядом: крутой, как кипяток. Затем я услышал, как хлопнула дверца его машины, а через пару минут до меня донеслись звуки мексиканской музыки.

«Обычные веселые парни».

За пару минут до девяти из гаража выехало две машины, маленькая «тойота-селика» цвета коричневый металлик и зеленый «форд». Примерно в девять пятнадцать появился бежевый седан «вольво». За рулем сидела не Кимберли Марш, и, думаю, ее не было в багажнике. В десять пятнадцать толстяк вышел прогулять свою собачку. Я не стал стрелять, чтобы не привлекать внимание парней в «нове». Да и внешне собачка выглядела так же неутешительно, как и в прошлый раз. Без пяти одиннадцать принесли почту. Кимберли Марш досталось еще несколько писем. Без шести минут двенадцать дверца «новы» снова открылась, и мимо меня по тротуару в сторону Баррингтона прошел парень. Он был выше водителя, спокойное лицо и выступающий кадык. Возможно, с ним имеет смысл поговорить. Я сполз на пол, что совсем не просто в «корвете» 66-го года, и досчитал до сорока, прежде чем снова поднял голову.

Через тридцать пять минут он вернулся, что-то весело насвистывая и держа в руках белый бумажный пакет с жирными пятнами. Тако или бурито. Я съел бутерброд с салями, прибавил к нему кусок индейки и запил все это теплым пивом. «Будвайзер», согреваясь, не становится таким отвратительным, как остальные марки. Отлично подходит для засады.

В десять минут четвертого перед комплексом остановился спортивный «порше-914», под слоем грязи — красный. Из него вышел симпатичный парень размером с хорошо упитанное бревно и направился к почтовым ящикам. Главным образом его интересовал ящик Кимберли Марш. И тут я его вспомнил по пляжным фотографиям Кимберли Марш. Рост сто восемьдесят пять. Вес под стать росту — не меньше восьмидесяти пяти. Песочные волосы на макушке бронзового от солнца тела и ослепительная улыбка для рекламы зубной пасты. Я приподнялся на сиденье и постарался на всякий случай посмотреть, чем занимаются в «нове». Чиканос были очень заняты, поэтому им было наплевать на парня-бревно. Водитель что-то говорил, размахивая руками, его спутник согласно кивал под звуки мексиканских ритмов и соло на трубе. Светловолосый выгреб все из почтового ящика, поковырялся в корзине и вернулся к машине. Черт возьми, что делать: следить за «новой» или поехать за светловолосым? Водитель-мексиканец продолжал что-то объяснять с помощью жестов. Его приятель бросил скомканный пакет в кусты, растущие вокруг дома. Музыка из машины зазвучала еще громче, поэтому я поехал за светловолосым.

Он двинулся в сторону Баррингтона, затем к Сан-Винсент, свернул налево на Уилшир, а затем помчался по шоссе Сан-Диего на север.

Я держался на расстоянии трех-четырех машин позади «порше», пока мы ехали мимо велосипедных дорожек парка Сепульведа и не оказались в долине; затем я следом за ним свернул на шоссе Вентура и поехал в восточном направлении. Светловолосый съехал на Вудмэн и направился в сторону бульвара Бербанк, но вдруг резко притормозил у магазина запчастей, в который рванул из машины так, словно за ним гналась свора собак. Я въехал на заправку «Шелл», находившуюся напротив магазина, и направился к телефону-автомату. Не спуская глаз с двери напротив, я бросил в телефонный автомат монетку и позвонил Джо Пайку.

— Оружейный магазин, — ответил мне мужской голос.

— Позовите Джо.

Через пять, максимум десять секунд он ответил: