– Сомневаюсь, что там есть кто-то, кроме женщины, которая охраняет пленников. Главарь банды вместе со своими лучшими воинами и только что вернувшимся посланцем отправятся куда-нибудь, чтобы все хорошенько обсудить и отпраздновать победу над римлянами. Но давайте удостоверимся. Мальчишка, дай мне подержать твоего орла. Ты спустишься вниз и незаметно заглянешь сквозь щели в лачугу.

– Что? Но там же гунны, они постоянно ходят туда и обратно…

– Чем больше народу в лагере, тем легче пробраться туда врагу. Ведь гунны не могут знать всех своих в лицо; по крайней мере, в темноте не заметят чужих. Просто иди себе, косолапя, а если встретишь кого-нибудь, проворчи: «Aruv zerko kara». На гуннском наречии это означает что-то вроде: «Какая отвратительная ночь».

– А по-моему, ночь сегодня довольно приятная.

– Ну, гунны вечно всем недовольны. Давай, вперед.

Без особого энтузиазма я соскользнул на животе с низкого холма, затем подождал, пока никого не будет рядом, встал и медленной походкой направился к лачуге. Один гунн, нагруженный спутанной кожаной упряжью, все-таки попался мне навстречу, и я сказал ему как можно грубее:

– Aruv zerko kara.

Он проворчал в ответ только «вах!» – что звучало так, словно он согласен со мной, – и пошел своей дорогой. Я робко приблизился к стене лачуги и заглянул внутрь через одну из многочисленных щелей. Жаровня давала достаточно света хотя бы для того, чтобы я смог рассмотреть, сколько в лачуге обитателей. Благополучно вернувшись обратно, я лег между Вайрдом и Бекгой и сообщил:

– Да, fráuja, там действительно только одна женщина из гуннов – если это женщина, – которая бодрствует и следит за углями. Я различил внутри еще две фигуры, по очертаниям и размеру похоже на женщину и ребенка; сидят, закутанные в шкуры, и, очевидно, дремлют; кажется, они не связаны и не скованы. Там вообще мало что можно рассмотреть – кувшин с водой, несколько матрасов, ничего больше. Лачуга вовсе не похожа на неприступную тюрьму. Колья в стене связаны лишь удилами и ремнями. Я мог бы легко прорезать проход внутрь, только, боюсь, женщина, охраняющая пленников, немедленно поднимет тревогу.

– Может, и не поднимет, если ее внимание отвлечет что-нибудь еще. Я заметил, что эти люди весьма легкомысленно обращаются с огнем, а порыв ветра может разнести искры от костров по всей долине. Гунны подумают, что это всего лишь случайность, когда одна из этих лачуг с крышей из кустарника вдруг займется огнем, но это должно вызвать переполох. Вы с евнухом пока спуститесь вниз. Прогуливайтесь рядом, но не уходите далеко от темницы и ждите, когда я устрою суматоху.

– Нам нельзя ждать слишком долго, – предостерег я. – Уже занимается рассвет.

– Vái! Поскольку я не настолько похож на гунна, как вы двое, мне не так-то просто прогуливаться по их лагерю, но я постараюсь поспешить. В любом случае, когда начнется паника, вот что вы должны сделать. – Он в нескольких словах дал нам наставления, снова посадил орла мне на плечо, а затем ушел в обход лагеря к дальнему концу долины.

Как и было приказано, мы с Бекгой соскользнули с холма, затем дерзко встали и принялись прогуливаться небрежной походкой – теперь мы оба ходили косолапя – туда и обратно позади лачуги. Дважды мимо нас проходили гунны, и каждый раз я ворчал: «Aruv zerko kara» – и получал один и тот же ответ: «Вах!»; но мужчины даже на моего орла не посмотрели дважды. Бекга при этом ничего не говорил, но каждый раз кривил свое грязное личико от отвращения, когда до него доносился запах немытого человеческого тела. Маленький харизматик так и не произнес ни слова в моем присутствии и вообще производил впечатление крайне апатичного ребенка; поэтому, когда он продемонстрировал теперь по крайней мере отвращение к гуннам, я покрепче схватил мальчишку за плечо, испугавшись, что Бекга может воспользоваться последним шансом и дать деру.

Свет на участке за лачугой внезапно стал ярко-красным, я даже услышал треск веток в огне. Затем этот звук потонул в какофонии криков – «вах!» на разные голоса – и в топоте бегущих ног. Я быстро вытащил свой короткий меч, доволок Бекгу до задней стенки лачуги и заглянул в щель. Женщина, охранявшая пленников, метнулась от жаровни к полотнищу входа, подняла его и выглянула наружу. Через ее плечо я увидел мечущиеся фигуры, а над ними на крыше лачуги весело горевшее пламя. Я стал как можно тише и быстрей перерезать ремни, которые поддерживали стенку, и выдергивать куски дерева, связанные удилами.

Вскоре я уже сумел проделать в стене брешь, достаточную, чтобы проникнуть внутрь, волоча за собой Бекгу. Но тут мальчишка за что-то зацепился. Мы мгновенно замерли, однако, несмотря на переполох снаружи, женщина-гунн услышала у себя за спиной подозрительный шум. Она обернулась, увидела нас, уронила полотнище и изумленно открыла рот. Поскольку я находился слишком далеко от нее, чтобы воспользоваться мечом, я выдохнул: «Sláit!» – и мой juika-bloth набросился на женщину.

Без всякого сомнения, птица была удивлена и смущена, потому что никогда раньше я не приказывал ей убить другое человеческое существо – кроме брата Петра, но в тот раз я сделал все, чтобы его голова показалась орлу гигантским яйцом. И вот теперь, хотя juika-bloth послушно напал на женщину, он не предпринял попытку направить на нее клюв или когти. Однако он летел прямо ей в лицо, заставив женщину быстро увернуться и забыть о том, чтобы звать на помощь, – этого оказалось достаточно, чтобы я смог проникнуть внутрь лачуги, сделать выпад и, взмахнув мечом, перерезать противнице горло. Она издала вопль, но почти беззвучный, кровь потоком хлынула на землю.

В то же самое время пленники проснулись. Мальчик захныкал, женщина тоже издавала какие-то звуки, борясь со шкурами, в которые они были завернуты. Когда мы, невероятно чумазые, склонились над ними, то наверняка показались им еще ужасней тех гуннов, что они уже видели. Я быстро встал на колени перед женщиной и рукой зажал ей рот. Бекга, подражая мне, то же самое проделал с мальчиком.

– Clarissima Плацидия, мы друзья, пришли помочь, – прошептал я ей, пока пленница тщетно пыталась оттолкнуть мою ладонь обеими руками. – Ни звука. Если вы хотите спастись, то должны делать, что я скажу. Объясните это своему сыну.

Поскольку я говорил по-латыни, это, должно быть, заставило ее поверить нам. Плацидия кивнула, и я убрал руку, после чего она приказала маленькому Калидию во всем слушаться нас. Сбросив шкуры, невестка легата осталась в одной только тонкой и почти прозрачной нижней рубахе, которая топорщилась на ее некрасиво выпячивающемся животе с выступающим пупком. Ее длинные волосы представляли собой спутанный клубок, а лицо было измученным,