– Что? Но почему? Разве он не сделал все в точности так, как приказал ему король?..

– Ливия, ты только что сама сказала, что в подобное невозможно поверить. Король тоже так считает. Он подвергся очередному приступу невероятной подозрительности. Документ, который привез епископ, очень похож на подлинный: арианские церкви в безопасности. Но Теодорих подозревает, что папа Иоанн как-то сторговался, чтобы получить этот пергамент. Возможно, пообещал, что римская церковь и вся ее паства поддержат Восточную империю, когда разразится война. Иоанн, разумеется, поклялся на Библии, что он не мятежник. Однако Теодорих считает, что пребывание в бывшей камере Боэция в Тицине может освежить его память.

– А что думаешь ты?

– Иисусе, – пожал я плечами. – Думаю, что король был не в себе, когда отправил епископа в Константинополь с такой миссией. Боюсь, что он и сейчас не в себе, но, разумеется, я могу ошибаться. В любом случае сам бы я сроду не поверил честному слову священника. Да и Юстин, Юстиниан и Феодора тоже не внушают мне доверия. Ну и троица! Невежественный грубый солдат, жалкая пародия на императора! Перевоспитавшаяся и раскаявшаяся шлюха. И Юстиниан, который спит и видит, как бы самому стать императором, а пока что, вовсю разыгрывая из себя праведника, не ест мяса и не пьет вина. Ты бы поверила такому человеку?

– Я – нет. Но все-таки… как мог Теодорих заключить в темницу самого папу римского! Помазанника Божьего, каким его считают многочисленные прихожане. Да все католики, подданные Теодориха, а их тысячи, придут в ярость, когда услышат, что король сотворил.

– Да уж… ты права, Ливия… – Я вздохнул. – Именно поэтому я и вернулся в Рим. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Я приехал спросить совета у человека значительно более умного, чем я сам. Я заглянул к тебе лишь на минутку, чтобы передохнуть немного после долгого путешествия, преклонить, так сказать, больную голову на твое мягкое плечо. – Я встал, отряхнул свою пыльную тунику. – А теперь мне надо поскорее отыскать старого сенатора Симмаха. Если кто-нибудь и может найти выход из…

Ливия покачала головой и перебила меня:

– Ты не найдешь Симмаха.

– Ох. Vái. В Риме?

– На этом свете. Несколько дней назад управляющий обнаружил его мертвым. В том самом дворике, рядом с его знаменитым уродливым маленьким Бахусом. Стражник, который охраняет мою дверь, рассказал мне об этом.

Я застонал от ужаса. Ливия поспешно добавила:

– Стражникам скучно стоять здесь целыми днями, поэтому мы иногда общаемся.

Я спросил, хотя прекрасно знал ответ:

– Полагаю, Симмах умер от старости?

– Нет. От множества колотых ран. – Ливия помолчала, затем снова заговорила: – Его убили по приказу Теодориха, если верить сплетням.

Я и сам так подумал, однако попытался оспорить эту версию – словно, убедив в этом Ливию, я мог что-то изменить:

– Теодорих и этот благородный старик очень высоко ценили друг друга.

– Да. До тех пор, пока Теодорих не позволил убить Боэция. – Ливии не было нужды напоминать мне, что Боэций вырос в доме у Симмаха и тот любил его как родного сына. – Если верить слухам, старик затем возненавидел короля и вполне мог поднять мятеж.

– Поэтому Теодорих просто устранил его, – пробормотал я. – Eheu! Оправданны были его подозрения или нет, но убийство Симмаха – великое несчастье. Я боялся, что Теодорих восстановит против себя христиан-католиков – здесь и по всему миру. Это плохо, но еще куда ни шло. Гибель Симмаха озлобит сенат, знатных граждан и простой народ. Словом, абсолютно всех. Даже самые верные Теодориху готы почувствуют, как головы подпрыгивают у них на плечах. – Я устало двинулся к двери. – Я должен пойти и послушать, что говорят люди. Я скоро вернусь, Ливия. Возможно, мне снова потребуется твое мягкое плечо.

– Разговоры?! – воскликнул Эвиг. – Ясное дело, идут разговоры, сайон Торн, и только об одном. Общее мнение, что король Теодорих неизлечимо болен. Разумеется, ты должен понимать, что малейшее упоминание о его безумии тут же разнесется по всему государству. У крестьян есть свои особенные способы общения, гораздо быстрее верховых гонцов и dromo судов. Вот я, например, могу рассказать тебе о том, что произошло вчера во дворце.

Я нерешительно спросил:

– И что же там произошло?

– Королю подали прекрасно приготовленную рыбу, выловленную в Падусе, в качестве nahtamats прошлым вечером, и…

– Liufs Guth! Что, неужели сплетничают даже о том, что Теодорих ест? Какого черта такой интерес…

– Подожди, сайон, дослушай до конца. Король уставился на блюдо, и глаза его просто округлились от ужаса. Знаешь почему? Вместо головы рыбы он увидел там лицо умершего человека. Лицо своего старого друга и советника Симмаха, который смотрел на него с укором и обвинением. Говорят, Теодорих с воплем выскочил из обеденного зала.

– Ну и ну! Неужели те, кто рассказывает такую чушь, сами верят в это?

– С сожалением должен сообщить тебе, что да. – Эвиг горестно засопел. – Сайон Торн, наш любимый король и товарищ больше не может называться Великим. Он теперь не Теодорих Магнус, а Теодорих Безумный, несущий пьяный бред.

– Полагаю, ты сделал такое заключение, основываясь не только на истории о рыбе?

– Нет, конечно. Свидетельств тому множество. Только сегодня днем от короля прискакал гонец с новым изданным decretum. Ты еще не был на форуме, сайон Торн?

– Пока что нет. Я знал, что ты более достоверный источник, чем любой сенатор или…

– Помнишь, как мы с тобой вместе ходили к храму Конкордии, чтобы ты мог внимательно прочесть «Ежедневные новости»? Ну, я так и не научился читать, но там постоянно вывешивают новые decretum. Люди со всех концов города приходят туда прочесть указы, и недовольство их с каждым разом возрастает все больше. Я жду, что скоро услышу совсем уж плохие новости…

– Мы не можем ждать. – Я схватил его за рукав. – Пошли!

Эвиг был ненамного моложе меня, но гораздо толще, поэтому служил мне в качестве осадного тарана, чтобы пробиться сквозь толпу к храму. Все эти люди на форуме перешептывались и ворчали – однако не потому, что мы грубо расталкивали их локтями, но от изумления, ужаса и недоумения, вызванных тем, что они прочли в «Ежедневных новостях». Публичное заявление, разумеется, состояло из множества листов папируса, поскольку было составлено словоохотливым Кассиодором, но я уже наловчился отыскивать среди всей этой словесной шелухи самую суть. Я толкнул локтем Эвига, и он повернулся, чтобы снова очистить нам дорогу в толпе.

Когда мы, несколько помятые, стояли на свободном месте на мостовой форума, я решительно сказал:

– Так больше не может продолжаться, Эвиг. Наш король и товарищ должен быть спасен от самого себя. Пусть Теодориха сейчас и всегда повсюду почитают как