Зенон пожал плечами:

– Ты и сам предупреждал меня, что такие вещи не делаются в одночасье.

– Отлично, – согласился Теодорих, распрямившись. – Я понял, что от меня требуется. А теперь позволь спросить тебя, sebastós, что я получу в случае успеха?

– Всё. Весь Италийский полуостров. Древние земли Лация, откуда пошла самая процветающая и величайшая держава мира. Имперский город Равенну. Все остальные богатые города Италии и все земли между ними. Свергни Одоакра Рекса, и ты сам станешь Теодорихом Рексом.

– Рекс… Рекс… – задумчиво повторил мой друг. – Это, пожалуй, слишком. Я ведь и без того уже зовусь Тиударекс. – Он выделил голосом последний слог своего имени.

Зенон испытал некоторое затруднение, а затем и откровенно испугался, услышав следующий вопрос Теодориха. Тот без обиняков поинтересовался:

– Кем же я тогда стану, sebastós, – твоим союзником, подданным или простым рабом?

Какое-то время император сверлил Теодориха тяжелым взглядом. Но затем его кирпичного цвета лицо смягчилось, и он добродушным тоном произнес:

– Как ты уже заметил, титулы – вещь сомнительная, их можно получить легко, и стоят они дешево. А мы оба знаем, что ты единственный человек, который способен выполнить для меня ту миссию, которую мы только что обсуждали. Ты можешь отобрать у Одоакра Италийский полуостров. Ты станешь править им как мой полноправный представитель, наместник, и я не стану вмешиваться. Создай, если хочешь, там новое государство для своих остроготов. Эта земля плодороднее, красивее и вообще гораздо ценнее, чем те, которыми сейчас владеют твои люди в Мёзии. Что бы ты ни создал в тех краях, которые завоюешь, – даже если возродишь Западную империю во всем ее былом величии и славе, – это будет твоим. Ты станешь править там, правда, от моего имени, но… все-таки ты станешь править.

Теодориху потребовалось какое-то время, чтобы все хорошенько обдумать. Наконец он кивнул, улыбнулся и склонил голову перед императором, этим жестом дав понять всем остальным, что им следует сделать то же самое, а затем сказал:

– Habái ita swe. Eíthe hoúto naí. Да будет так.

На обратном пути в Мёзию мы вместе добрались лишь до Адрианополя. Там Теодорих, Соа, Питца и Эрдвик, каждый со своим отрядом воинов, отправились в разные стороны, на запад и восток, чтобы обсудить все с вождями племен и старейшинами кланов: надо ведь было дополнительно набрать людей для нашей армии. Я же в сопровождении двух воинов отправился прямо в Новы, потому что Теодорих приказал мне продолжить работу по составлению готской истории. Если, сказал мой друг, ему суждено стать более могущественным правителем, то обязательно нужно, чтобы появилась достоверная история его народа и его собственной династии: пусть прочитают и оценят все современные монархи.

Таким образом, я вернулся в свое поместье и вплотную занялся написанием связной и законченной истории готов. Разумеется, я сделал то, что требуется от любого биографа знатного человека: навел немного глянца и блеска на исходные данные, хотя особой нужды в этом не было. Некоторые факты я слегка преувеличил, другие чуть исказил, третьи опустил, а кое-какие события, которые на самом деле произошли очень давно, слегка приблизил к нам по времени. Я ухитрился так вставить в историю готов династию Амалов, что Теодорих получился прямым потомком короля Эрманариха, которого готы приравнивали к Александру Великому, а тот, в свою очередь, происходил непосредственно от легендарного Гаута.

Проделывая все это, я поймал себя на мысли, которую счел как поучительной, так и забавной. Когда в поисках прародителей готов я обратился к глубинам истории, мне пришлось сделать кое-какие подсчеты. Если бы я задался целью отследить родословную (Теодориха, свою или еще кого-нибудь), скажем, до времен Христа – а это примерно пятнадцать поколений, – то среди предков этого человека по отцовской и материнской линиям оказалось бы 32 768 мужчин и женщин, то есть помимо отца и матери также великое множество прапрапрадедушек и прапрапрабабушек, которые внесли свой вклад в его родословную. Допустим (хотя подобное и маловероятно), что кто-то из моих современников смог бы с гордостью заявить и даже доказать, что является прямым потомком Иисуса Христа. Но все равно, как же тогда насчет остальных 32 767 человек? Среди них, разумеется, вполне могли быть и благородные воины, и мудрецы, и жрецы, но, конечно же, в столь многочисленную толпу предков запросто могли затесаться также и презренные пастухи, и простые трактирщики, а возможно, даже ужасные преступники и слюнявые идиоты. Я решил, что любой ныне живущий человек, который желает похвастаться своим знатным происхождением, рискует: ведь неизвестно, кто был в числе его предков.

Завершив наконец все свои записи на листах прекрасного пергамента, я довольно улыбнулся, ибо сделал все, что мог. Не исключено, что будущие историки станут придираться к отдельным деталям воссозданной мной истории готов, зато никто уж точно не изменит запись на первой странице: «Прочти эти руны! Они написаны в память о Сванильде, которая очень помогла мне».

В ожидании возвращения Теодориха я частенько бывал во дворце и проводил время в компании с его дочерьми Ареагни и Тиудигото, самыми младшими отпрысками в роду Амалов. Старшая сестра, уже ставшая юной девушкой, была такой же пухленькой и розовощекой, как и ее покойная мать. Младшая, принцесса Тиудигото, больше напоминала свою покойную тетушку Амаламену: у нее были белоснежная кожа, белокурые волосы и изящная фигурка. Частенько к нам присоединялся еще один обитатель дворца, молодой принц ругиев Фридо, теперь уже крепкий парнишка лет тринадцати. Хотя король Фева постоянно находился со своей армией неподалеку от селения Ромула, он отправил Фридо в Новы, чтобы тот учился во дворце у тех же наставников, которые обучали остроготских принцесс.

Я был близким другом всех этих молодых людей, но все трое относились ко мне по-разному. Хотя иной раз Фридо почтительно обращался ко мне «сайон», гораздо чаще он держался со мной как со старшим братом. Ареагни любовно называла меня awilas, «дядя». Однако, хотя ее красота уже расцвела и по возрасту принцессе полагалось вовсю кокетничать, она была очень скромной и застенчивой в моем присутствии; точно так же Ареагни вела себя с Фридо и другими мужчинами. Тиудигото, наоборот, была совсем еще ребенком, и, похоже, она инстинктивно видела во мне скорее тетушку, чем дядюшку. Я не возражал, вспомнив, какие отношения связывали меня с покойной принцессой Амаламеной. Поэтому Тиудигото делилась со мной всеми своими девичьими секретами и планами – между прочим, она собиралась, когда вырастет, стать женой принца Фридо, «он такой красавчик».

Казалось бы, не было ничего страшного в том, что все три представителя молодого поколения относились ко мне по-разному. Но иной раз это напоминало мне времена, когда я еще не мог определиться, к