В основном мой проводник рассказывал о своем fráuja Мейрусе – если верить ему, необычайно ловком торговце и талантливом прорицателе. Старый иудей нажил целое состояние на продаже грязи, однако в кошельке Личинки и других работников при этом почти не прибавилось нуммусов. По этой причине, сказал Личинка, его постоянно одолевают сомнения: не применить ли свои способности в каком-либо другом, более прибыльном занятии. Если, как все признаю́т, у него просто исключительный нюх на самую лучшую грязь, то он вполне мог бы отыскивать в земле или на земле что-нибудь более ценное. Тут Личинка искоса глянул на меня и добавил:
– Fráuja Мейрус сказал, что ты ищешь старый путь, по которому готы некогда пришли сюда с берегов Вендского залива. Это правда?
– Да.
– И что якобы побережье этого залива называется Янтарным берегом?
– Так оно и есть.
– А правда, что там можно найти янтарь в больших количествах?
– Правда.
– И вы с госпожой Сванильдой собираетесь его искать?
– Нет, искать янтарь мы не будем. У меня другое задание. Но если я споткнусь о него, то, уж конечно, не перешагну.
Тут Личинка перестал говорить о янтаре и перевел беседу на какую-то незначительную тему, наверняка полагая, что я, будучи человеком разумным, и сам догадаюсь, сколь выгодно взять на север того, у кого есть, так сказать, нюх к земле. Через некоторое время он не выдержал и, когда мы приблизились к маленькой, чуть возвышавшейся над землей лачуге, заговорил о других своих талантах:
– Видишь, fráuja, как я ловко умею все находить? Это, должно быть, и есть то место, которое указал мне старый Филейн, жилище старика Галиндо.
Если это было оно, то старик Галиндо сидел снаружи; мы увидели его издали, потому что он был таким же большим, как его дом, вернее, дом был ненамного больше своего хозяина. На самом деле это так называемое жилище представляло собой всего лишь примитивного вида арку из высушенной грязи, оно походило на половинку необитаемого пузыря грязи, которые иногда извергает из себя болото. Однако хозяин отгонял от него незваных гостей так, словно это была его крепость. Старика, должно быть, не часто навещали верховые – мы с Личинкой не встретили за это утро ни одного всадника, – однако рядом с домом, в двух стадиях от двери, хозяин вырыл поперек тропы канаву, достаточно широкую и глубокую для того, чтобы остановить нападение конных врагов.
Земля вокруг была довольно утоптанной, поэтому мы с Личинкой могли бы запросто перескочить препятствие. Но я решил уважить хозяина, а потому спешился и, оставив Личинку с лошадьми, отправился пешком, перебрался через канаву и подошел к тому месту, где все так же невозмутимо сидел этот странный человек. Я приветливо махнул ему рукой, но не удостоился ответа, и до тех пор, пока я не оказался прямо перед ним, он не сделал ни одного жеста и не сказал мне ни слова. Затем, даже не взглянув на меня, хозяин странного дома произнес:
– Убирайся восвояси.
Возможно, он был не так стар, как Филейн, потому что был не таким морщинистым и у него еще осталось несколько зубов. Полагаю, этот человек был ровесником незабвенного Вайрда. У него были совершенно седые волосы и усы, которые сливались по цвету с накидкой из волчьей шкуры, что придавало ему довольно зловещий вид. Я мог понять, почему старик сидит снаружи, его лачуга без окон годилась лишь для того, чтобы там переночевать. Очагом служили несколько черных от копоти камней на земле, рядом виднелись немногочисленные пожитки – котелок для готовки, чашка для еды, кувшин для воды.
Я сказал:
– Если ты Галиндо, то я проделал долгий путь, чтобы поговорить с тобой.
– Ну, тогда ты знаешь обратную дорогу, так что отправляйся туда, откуда пришел. Убирайся восвояси.
– Я прибыл от Филейна, чтобы встретиться с тобой. Он сказал мне, что когда-то ты служил в римском легионе в Галлии.
– Филейн слишком много болтает.
– Скажи, а не был ли это, часом, Верный Благочестивый одиннадцатый легион Клавдия, что находился в Лугдунской Галлии?
Он впервые взглянул на меня осмысленно:
– Если ты занимаешься сбором налогов, то проделал слишком большой путь из-за самого незначительного владения во всей империи. Оглянись вокруг.
– Я не сборщик налогов. Я историк и собираю сведения, а не налоги.
– Я знаю не больше, чем остальные. Но я тоже любопытен. Что ты знаешь о Клавдии, niu?
– Один мой очень близкий друг когда-то служил в этом легионе. Некий бритт с Оловянных островов по имени Вайрд Друг Волков. А на латинский манер его называли Виридус.
– Он был всадник или пехотинец?
– Всадник. В битве на Каталаунских полях Вайрд был с antesignani.
– Правда? А я был простым пехотинцем, pediculus[295].
Похоже, у Галиндо было какое-то извращенное чувство юмора. По-латыни пехотинец назывался pedes[296], но уменьшительное от него было совсем не таким. Слово, которое сейчас произнес мой собеседник, буквально означало «вошь».
– Так ты не встречал Вайрда?
– Если ты историк, то должен знать, что легион состоит из четырех с лишним тысяч человек. Неужели ты думаешь, что мы все близко знали друг друга, niu? Вот, например, ты теперь находишься так близко от меня, что отбрасываешь на меня тень, но я тебя не знаю.
– Прости меня, – сказал я, отодвигаясь так, чтобы старик снова оказался на солнце. – Меня зовут Торн. Я маршал короля Теодориха Амала. Он послал меня сюда, чтобы составить истинную историю готов. Филейн считает, что ты мог бы рассказать мне кое-что полезное об истории гепидов.
– Я бы послал тебя прямиком в геенну огненную, если бы ты не упомянул о том легионере, который когда-то сражался вместе с antesignani. Я тоже в свое время бился против гуннов в тех полях неподалеку. Если этот человек был настолько бесстрашным, что скакал в авангарде, он был настоящим мужчиной. И если он впоследствии подружился с тобой, тогда, стало быть, и у тебя есть кое-какие достоинства. Ну ладно. – Он сделал широкий жест, словно предлагал мне сесть на трон, а не на голую землю. – Можешь садиться – только не загораживай мне солнце. Скажи, что именно ты хотел бы услышать от меня?
– Ну… Надеюсь, ты не слишком обидишься… Вот интересно, что вы, гепиды, ощущаете, когда вас так называют?
Какое-то время он ошеломленно смотрел на меня, затем произнес:
– А как ты чувствуешь себя, совсем не имея имени, niu? Торн – это ведь не имя, это же рунический знак.
– Я это знаю. Тем не менее это мое имя. Я могу только сказать, что давно уже свыкся с ним.
– А я привык к имени гепид.