Когда Сванильда растаяла в моих объятиях, я произнес со смесью изумления и восхищения:
– Моя дорогая, ты точно знаешь, что и когда надо надевать.
Она рассмеялась, затем сказала застенчиво:
– Но… есть и другие вещи… я говорила тебе… ты можешь научить меня…
Ну, я уже понял, что мало чему могу обучить свою спутницу относительно жизни в лесу. Однако я с удовольствием объяснял ей некоторые другие вещи, и Сванильда оказалась прилежной и старательной ученицей – возможно, потому, что я предпочел обучать ее играючи, а не при помощи наставлений. Например, взять хотя бы то, как я познакомил ее с греческими словами, касающимися женской груди, словами, которые изучил в Константинополе. Сванильда сочла их поучительными и интригующими, потому что на нашем старом наречии для обозначения этой части тела существовало лишь одно слово.
– То, что мы называем brusts, в целом грудью, – сказал я, – на греческом называется kolpós. Но каждая по отдельности, – я нежно обхватил одну из ее грудей, – это mastós, а эта ложбинка между ними, – я нажал пальцами, – называется stenón. А эта передняя часть каждой mastós – stetháne, – мой палец обвел сосок, – а это маленькое уплотнение в центре stetháne греки именуют thelé. И, акх, смотри, что происходит с thelé при малейшем моем прикосновении. В таком возбужденном состоянии, Сванильда, он называется hrusós.
Она затрепетала от радости и спросила:
– Как ты думаешь, Торн, почему греки сочли нужным придумать все эти названия?
– Они всегда считались самым изобретательным народом на свете. Полагают, что они гораздо чувственней и необузданней, чем представители северных рас вроде нашей. Возможно, греки изобрели эти слова – и еще множество других, описывающих другие части человеческого тела и их назначение, – чтобы заниматься любовью, еще больше отдаваясь чувствам. Или, может быть, чтобы наставлять девственниц и неискушенных юношей, которые были новичками в искусстве любви. Как ты заметила – а сейчас и сама почувствовала, – простое упоминание этих слов и объяснение, для чего они служат, оказывает чудесное воздействие на женское тело.
Можно догадаться, что мы сочли свое путешествие таким приятным, что не только не торопились, но даже склонялись к тому, чтобы оно длилось как можно дольше. Примерно через пару недель мы все-таки добрались до Дуростора, города-крепости на берегу реки, и сняли там покои в уютном hospitum. Я оставил Сванильду нежиться в местных термах, а сам отправился в praetorium Италийского легиона. Его командир, с которым я познакомился в прошлый раз, как выяснилось, уже довольно давно вышел в отставку. Но его преемник, разумеется тоже подчиненный Теодориха, встретил королевского маршала очень радушно. Он напоил меня знаменитым местным вином и пересказал последние новости из Новы. Это были самые обычные доклады, в них не было ни слова об угрожающих действиях Страбона и его предполагаемых союзников ругиев. Таким образом, я не видел необходимости прервать свои поиски и вернуться к Теодориху.
– Тебе также нет нужды, – вежливо заметил командир гарнизона, – совершать это утомительное путешествие по суше, сайон Торн. Почему бы тебе не нанять лодку и не отправиться со всеми удобствами вниз по течению Данувия? Ты доберешься до Черного моря гораздо быстрее и вдобавок не устанешь от путешествия.
Я отправился на берег в поисках лодочников. И представьте, именно там набрел на первый след древних готов.
Второй или третий лодочник, к которому я обратился, оказался и сам таким старым, что вполне мог быть одним из этих древних готов. Он поинтересовался, с оттенком недоверия, зачем мне платить немалую цену за лодку до Черного моря, если я не собираюсь перевозить в ней товары. Поскольку ничего секретного в моем поручении не было, я откровенно рассказал старику, что хочу отыскать прародину готов.
– Акх, тогда самой простенькой лодочки будет вполне достаточно, чтобы найти ее, – сказал он. – Тебе не понадобится плавать вокруг всего морского побережья, разыскивая эту землю. Могу заверить тебя – готы еще в незапамятные времена поселились там. Это место называется устьем Данувия и находится как раз там, где большая река впадает в море.
Я в свою очередь тоже недоверчиво спросил его:
– Откуда ты это знаешь?
– Vái, разве по моей речи ты не понял, что я гепид? Кроме того, кому, как не нам, лодочникам, знать, кто и где живет на нашей реке? Нам известно также и кто где обитал раньше. И не только в прошлом году, но и несколько веков тому назад. Нам хорошо известно, что в старые времена готы поселились в устье Данувия. Ну, парень, если у тебя есть лишние деньги, я со своей командой доставлю тебя туда. По рукам?
Я тут же нанял старика, велев ему готовиться к отъезду на рассвете, дал ему задаток, приказав запастись провизией, включая корм для двух лошадей, и, поразмыслив, велел прихватить запас хороших местных вин. После этого я отправился в hospitium, чтобы присоединиться напоследок к Сванильде в термах: не исключено, что теперь мы не скоро снова вернемся к цивилизации.
На следующее утро наша лодка отчалила сразу же после того, как на борт завели двух лошадей и прочно привязали их в центре судна. Я помогал Сванильде раскладывать наши вещи и меха, служившие нам постелью, на корме лодки под натянутым пологом, когда старик-лодочник ткнул веслом в сторону берега и спросил:
– Вон тот всадник, он, случайно, не тебя разыскивает?
Я обернулся и увидел на пристани, от которой мы только что отчалили, незнакомого мужчину верхом на лошади. Он сидел в седле, выпрямившись, и, прикрыв ладонью глаза, следил за нами, однако незнакомец не окликнул нас и не махнул рукой. Я различил только, что фигура у него была стройная – с середины реки я не мог разглядеть его лица, – но что-то в его облике показалось мне смутно знакомым.
– Слуга из hospitium, может быть, – сказал я Сванильде. – Не забыли ли мы чего-нибудь?
Она осмотрела наши вещи.
– Вроде бы все на месте.
Я велел старику-рулевому не обращать внимания и продолжать наш путь. Как только мы обогнули излучину реки, человек на пристани исчез из виду, и мы тут же о
