– Да уж… – сказал я, изобразив восторг и восхищение. – Как ты полагаешь, могу я попросить один лист пергамента, grammateús, чтобы отвезти его домой и показать нашим писцам, какой необыкновенной роскошью вы здесь наслаждаетесь?

– Ну конечно, конечно, presbeutés. Я, кстати, захватил два, на случай если вдруг испорчу один. Позволь мне сделать тебе подарок.

Я осыпал старика благодарностями, осторожно свернул пергамент и засунул его себе под тунику. Я как раз провожал Элеона до двери, когда он в дверях столкнулся с другим, на вид совсем древним стариком, который только что прибыл. Элеон приветствовал его по имени:

– Khaîre, Арта. Ты никак принес от императора готовый договор? Тогда я подожду, и мы отправимся во дворец вместе.

Второго grammateús сопровождал переводчик Сеуфес, который спросил меня, не хочу ли я, чтобы он прочел мне вслух, что написал Зенон, а также поинтересовался, следует ли все переводить на готский. Я сказал, что вполне удовлетворюсь текстом на греческом языке. Он развернул пергамент и с выражением прочел:

– «Sebastós Зенон Исаврий, басилевс Восточной Римской империи, – Праведный, Счастливый, Победоносный и Благородный, известный покоритель антов, аваров и других варваров – из своего Нового Рима, Константинополя, шлет привет Теодорексу Амалу, сыну Тиудемира Амала, а также его генералам, сенаторам, консулам, преторам, трибунам и маршалам. Khaîre! Желаю доброго здравия тебе и твоим близким, Теодорекс. Я и мои близкие также пребываем в добром здравии».

Затем сообщалась суть дела, причем документ Зенона также изобиловал избыточными нудными формальностями, как и тот, что составил Элеон. (Из-за спины Сеуфеса старый grammateús подмигнул мне.) Однако из всего этого я ухитрился выделить главное и был полностью удовлетворен этим: ведь в своем соглашении Зенон и впрямь пожаловал Теодориху все, что он пообещал, – земли Нижней Мёзии, ежегодные выплаты золотом, звание magister militum. Документ заканчивался таким же количеством пожеланий, как и в начале, хотя, что знаменательно, Зенон ни разу не обращался к Теодориху как к королю или rex, да и вообще упорно именовал его всего лишь magister militum. Наконец Сеуфес свернул пергамент и показал мне цветастую подпись императора Зенона, а под ней печать с инициалом в завитушках, поставленную на пурпурном воске.

Я кивнул и сказал:

– Я удовлетворен. Надеюсь, что и Зенон сочтет составленный мной документ таким же приемлемым.

Сеуфес вручил соглашение grammateús Арте, который сложил пергамент весьма хитроумно. Переводчик выдернул из настенного канделябра пурпурную свечу и капнул в трех местах расплавленным воском на свернутый пергамент. Арта извлек из складок одежды тяжелую золотую императорскую печать и трижды оттиснул на воске букву З, после чего вручил запечатанный пергамент мне.

– Благодарю вас за все, господа, – сказал я. – Я со своими людьми собираюсь выехать обратно, как только император пришлет мне известие, что его устраивает мой документ. Завтра на рассвете, если он позволит. Мы постараемся как можно быстрее отвезти соглашение королю Теодориху. Будьте добры, передайте ему мои слова.

После того как греки ушли, я уселся за маленький столик из порфира и принялся рассматривать запечатанный договор. Я достал из-под туники чистый лист пергамента, который мне дал Элеон. Он был такого же размера, цвета и качества, как и остальные. Я мог без труда подделать цветистую подпись Зенона, но мне понадобились бы недели, чтобы так же красиво воспроизвести все слова, которые написал Арта. А еще мне надо было точно так же сложить документ. Поэтому я направился на кухню и принес от пекаря деревянную доску, которой он делал оттиск буквы З на хлебе. Я положил доску на стол, свернул чистый пергамент, точь-в-точь как Арта свернул договор, капнул на него в трех местах пурпурным воском и прижал к нему деревянную доску. У моей буквы З не хватало завитушек, которые имелись на золотой печати, но это не было заметно, если не присматриваться внимательно. Я вернул доску пекарю, а затем отнес оба пергамента в покои Амаламены.

В течение того короткого времени, пока я отсутствовал, запах, характерный для недуга принцессы, похоже, усилился – по крайней мере, мне так показалось, – и я от души надеялся, что сама она еще не ощущает его. Я спросил у Амаламены:

– Ну что, ты решилась, принцесса? Все готово, кроме Сванильды.

На лице ее появилось то же самое выражение, как и в тот момент, когда я покинул ее: немного подозрительное, слегка удивленное, возможно даже чуть-чуть грустное. Она произнесла, тяжело вздохнув:

– Мне еще очень трудно думать о тебе как о… как о Веледе.

Я пожал плечами и беззаботным тоном произнес:

– Иногда и мне тоже.

Это была ложь. Даже когда я был Торном, я всегда осознавал себя Веледой. Но я не стал рассказывать принцессе о себе всей правды. Я позволил ей думать, что на самом деле был молодой женщиной, которая только притворялась мужчиной в поисках приключений и для того, чтобы преуспеть в жизни.

Она произнесла тоскливо:

– Я привыкла к Торну. Он мне даже нравился.

– А ты Торну, Амаламена.

– Мне жаль расставаться с ним.

На самом деле, учитывая ее недуг, Амаламене все равно вскоре пришлось бы с ним расстаться, и, без сомнения, она знала об этом. Но я постарался положить конец нашей дружбе между мужчиной и женщиной раз и навсегда. Я сказал:

– Помни, принцесса. Вы с Торном – оба участники очень важного дела, настолько важного, что о своих собственных интересах думать не приходится. Если мы не проявим достаточно силы духа и мужества, чтобы завершить эту миссию, разве тебе не будет еще хуже?

– Да… да. – Она снова вздохнула и расправила свои изящные плечики. – Веледа, ты носишь имя древней жрицы, которая принадлежала к старой вере, – она раскрывала тайны. Поэтому, прежде чем я разрешу отправить Сванильду с поручением, скажи, ей будет угрожать опасность?

– Может быть, но в меньшей степени, чем мне и тебе. Эта девушка – прекрасная наездница, мы с ней одного роста и телосложения. Если Сванильда переоденется в мужскую одежду и поедет верхом на одной из наших вьючных лошадей, а не на муле, то никто ничего не заподозрит. В любом случае, я полагаю, она единственная, кто может незаметно выехать из Константинополя. А теперь я хочу, чтобы ты приказала ей выехать отсюда нынче глубокой ночью и как можно скорее добраться до Сингидуна вот с этим.

Я протянул Амаламене пергамент с настоящим договором. Она все еще колебалась, поэтому я стал объяснять дальше:

– Мы должны учитывать, что Зенон не сводит глаз со всех воинов в нашей свите. Исчезновение любого человека сразу заметят, так же как и наше с тобой. Но я сомневаюсь, что твоя служанка привлечет внимание. Когда наш отряд отбудет, ты и якобы Сванильда будете находиться внутри повозки. Я поеду