42.

Закусываю верхнюю губу и на пару секунд плотно закрываю глаза, освобождая две слезы. Они скатываются по щекам.Так хоть полегче, хотя ком в горле никуда не девается. Реально хочется разрыдаться, но я не хочу, чтобы они это видели. Зажмуриваюсь, плотно прижимаю пальцы к векам и тихонечко выдыхаю. Затем распахиваю глаза, выпрямляюсь и говорю, обращаясь к Николь и Фрицу:

- Я благодарна вам за ваше гостеприимство. Мне правда очень понравилось. Я бы хотела поехать в аэропорт сейчас. Поэтому я заберу сумку и буду благодарна, если вы поможете мне вызвать такси.

Когда умолкаю, понимаю, что у меня дрожат губы и я ничего не могу с этим поделать. Поворачиваюсь к Владу:

- Номер карты я пришлю тебе смской в Вотсапе.

Влад смотрит в сторону, затем разворачивается и уходит в дом.

- Можно я отвезу тебя в аэропорт? - спрашивает Николь.

Я вижу, что ей небезразлично моё состояние, она действительно переживает, и молча киваю.

Спустя пять минут мне на карту приходят деньги, мы закидываем в багажник её бордового "Фольксвагена" мою сумку и садимся в машину. Фриц вызвался помочь, но Николь попросила его оставить нас наедине и он ушёл.

Николь сверяется с навигатором, бросает на меня осторожный взгляд в зеркало заднего вида - я предпочла сесть сзади.

Некоторое время мы едем молча. Я просто смотрю в окно, за которым мелькают швейцарские пейзажи, все эти аккуратные тёмные и освещённые домики, полосы чёрных деревьев и бескрайние луга.

Слёзы катятся одна за другой и я злюсь на себя за это. Но я не всхлипываю, лишь иногда тихо шмыгаю мокрым носом и вытираю основанием ладони слёзы. Наверное, у меня тушь потекла, ну да и фиг с ним - в аэропорте зайду в туалет и приведу себя в порядок.

- Судя по тому, как ты расстроилась, - говорит Николь, - для тебя это не просто сделка и секс. Я права?

Молчу. Не считаю нужным ей отвечать. Зачем? Я сейчас уеду и они забудут обо мне и будут гулять по набережной Цюриха втроём, ходить на пикники и заниматься в спортзале. Может поплавают в бассейне или сходят к озеру или на речку. Николь приготовит вкусную еду. Они будут шутить, смеяться и обсуждать что-нибудь интересное. А я прилечу в Москву, лягу на кровать, уткнусь заплаканной физиономией в подушку и укроюсь с головой одеялом. И это всё, чего мне сейчас хочется. И чтобы никто не трогал.

- Лучший путь к пониманию - диалог, - не сдаётся Николь. - В молчании люди замыкаются на себе. Если человеку хорошо, то это путь. А если плохо - беда.

Сказала бы я, да тебе вряд ли понравится то, что я скажу, Николь...

- Оля, нам ехать ещё полчаса. Я предлагаю просто поговорить. Ты видишь эту ситуацию так, как видишь, но каждый из нас - иначе. Если я смогу тебя выслушать, то возможно смогу и понять. А если ты сможешь понять и меня в ответ, то будет меньше обид. Зачем лелеять обиду? От этого плохо.

- Мне не от этого плохо, - не выдерживаю я. - Точнее, не только от этого.

- Расскажи мне от чего.

- Я из тех людей, кому больше нравится слушать, чем говорить.

- Умение слушать - качество, достойное уважения. Прекрасные слушатели - лучшие собеседники. И, я так думаю, людям, которые умеют слушать, всегда есть, что сказать ценного.

- Мне нечего тебе сказать.

- Хорошо, допустим. Но я помню, как мы общались на пикнике. И помню эту лёгкость, что была в нашем общении.

- Тогда было всё иначе.

- Разумеется. Тогда ты думала, что обманываешь ты.

Я вспыхиваю:

- Николь, всё не так, как ты думаешь!

- Не кричи, пожалуйста. Я ведь вовсе не хочу обидеть тебя. И ты напрасно думаешь, что я не вижу, как тебе плохо. Я вижу.

- Возьми с полки пирожок.

- Что, прости? Я не поняла этот оборот.

- Чизкейк. В подарок.

- Хм. Ты не могла бы перефразировать?

- Нет.

- Хорошо. Давай поступим иначе. Я расскажу тебе, как я это вижу - частично, лишь наше общение с тобой, а ты поправишь меня, если посчитаешь, что я не права, хорошо?

Скрестив руки на груди, молчу и смотрю в окно.

- Я допускаю, что ты имела мотивацию поступить так, как поступала. Но её имела и я. И мы сейчас не будем упоминать ни Влада, ни Фрица. Мы сейчас обсудим только нас двоих. Хорошо?

Надуваю щёки и с шумом выдыхаю сквозь сомкнутые губы воздух. Чего она хочет? Зачем теперь все эти разговоры? Всё безнадёжно испорчено! Какая разница, как мы общались на пикнике?!

- Я постараюсь абстрагироваться и расскажу, как было, - ровно, спокойно говорит Николь. - А было так: вы приехали к нам в гости, и поскольку мы не говорим сейчас о Владе и Фрице, а говорим только о нас, то я поправлюсь: ты приехала ко мне в гости. Я с радостью общалась с тобой, была гостеприимной хозяйкой и экскурсоводом. Всё хорошо, не так ли? За одним исключением. Ты меня обманывала, думая, что я тебя нет. Ты приехала ко мне домой и сразу стала вводить меня в заблуждение. И ты улыбалась, шутила, отдыхала вместе со мной. До тех пор, пока ты считала, что это ты обманываешь меня, а я с тобой полностью честна, тебя ведь всё устраивало, не так ли? И что же изменилось? Только то, что ты узнала, что обманывала не ты, а тебя. Пока всё верно? Я нигде не ошиблась?

Молчу.

Николь тоже умолкает.

И это молчание длится, наверное минуту.

- Мне не было в радость тебя обманывать, Николь, - тихо говорю я, по-прежнему глядя в боковое окно, где вслед за освещённой ночными огнями бензоколонкой с яркой вывеской проносится тёмный луг.

- А дело не в этом, Оля, - говорит Николь. - Мне тоже не было в радость тебя обманывать. Но я обманула тебя только в одном, а ты меня