как зафиксировать на камеру похищение Алекса, а так же обеспечить ему поддержку, если всё зайдёт слишком далеко… Но похоже, Максим решил подстраховаться и заслать к Голове частное охранное агенство целиком. 

И в результате они вместе с мальком, кажется, поймали и крупную рыбу.

– На этот раз ведь всё точно закончилось?

Максим снова кивает, накрывая пальцы Алекса ладонью, мягко заставляя отпустить рубашку и перемещая себе на колено.

– Теперь всем займётся областная прокуратура. Я попросил кое-кого выслать сюда своих людей для расследования, так что прикормленные следователи и судьи больше никому не помогут.

– Что, стал большой шишкой? – Алекс щурится, пытаясь скрыть проскользнувшую в голосе горечь. – Так ты не ответил: надолго вырвался? И как часто я теперь смогу тебя видеть?

– М-м, – Максим опять выдаёт задумчивое мычание, но вдруг хитро подмигивает. – Как насчёт «каждый день»?

– В смысле?

От удивления и странного чувства дежавю Алекс приподнимается на локте, но локоть этот приделан к сильно обожжённому плечу, и резкое движение отзывается острой болью, словно из тела только что вырвали кусок мяса – сцепив зубы, Алекс падает обратно на подушку.

Ни слова не говоря, Максим тут же нажимает на кнопку вызова медсестры – та появляется меньше, чем через минуту. Сквозь белесую дымку в глазах Алексу чудится розовый халат… «Я что, в той частной клинике, куда отвезли словившего бэдтрип Максима?» С него скидывают одеяло. Распыляют на плечо что-то приятно-холодненькое. Потом накрывают новой повязкой. Когда медсестра спускается ниже, до Алекса вдруг доходит, что на нём нет трусов! Но дёргаться уже поздно. И больно. Впрочем – как и просто смотреть на своё опухшее тело. Кажется, в лесу он выглядел поприличней…

– Я похож на варёного рака.

Максим почему-то не оценивает его шутку. Он стоит у двери, хмуря брови и сцепив руки на груди.

«Не смотри…»

Наконец девушка заканчивает и уходит. Алекс же разрешает себе снова дышать нормально – хоть повязки и лёгкие, а движения медсестры были очень ловкими, но всё равно у него пару раз сбивалось дыхание, к горлу подкатывал комок, а из глаз пытались брызнуть слезы.

«Ну что же я за слабак-то такой?!»

– Лучше? – снова приглушив свет, Максим возвращается к кровати, но на этот раз не садится, а остаётся стоять рядом. – Может, попросить сделать тебе ещё укол обезболивающего?

– Не… не надо… и так туман в голове. Кажется, ты там сказал что-то про «каждый день»?

Краткий всплеск игривого настроения не повторяется. Максим по-прежнему хмурится и отвечает тоже угрюмо:

– Я не вернусь.

– Что? Куда?

Судя по ощущениям, обезболивающего в Алекса влили не так уж и много, но почему же он тогда так тупит?

– В Москву. 

– А как же фонд?

– Иринка разберётся.

– Ирина? Твоя сестра? А причём тут… – глупо хлопая глазами, Алекс заставляется себя сосредоточиться. – Она тоже была указана в завещании?

– Конечно. Но своё она уже давно получила. А что касается «Семейного фонда»… знаешь, я подумал, что если она смогла управлять своим садиком, то и с ролью председателя акционерного общества тоже как-нибудь справится. 

Наконец-то по губам Максима проскальзывает тень от улыбки. Расплетя руки, он вздыхает полной грудью и обходит кровать. Упирается в пластиковую спинку руками и снова прищуривается. Алекс молча смотрит на него, боясь снова задать глупый вопрос – но всё-таки не выдерживает:

– Председателем? А как же ты?

– Ну… я оставил себе приличный кусок акций, так что если она не разрушит кормушку, в накладе не останется никто.

– Правда?

– М-м… в смысле?

– Всё правда так хорошо? И тебе ничем не пришлось ради этого поступиться?

– Ну… не то чтобы ничем… – оттолкнувшись от спинки кровати, Максим проводит по ней указательным пальцем, будто проверяя на наличие пыли, и опускает взгляд. – Например, я согласился «забыть» о заключении, которое видел в больнице, потому что вместо него откуда-то взялось новое, со свежей датой смерти. Так что по документам моя мама умерла всего месяц назад.

– И ты это так оставил?

– А что мне следовало сделать?! – Максим резко вскидывает голову. – Её не вернёшь… Да, эти хрыщи договорились скрыть её смерть… поддержали отца… но знаешь, я могу их понять: этим директорам совсем не улыбалось получить в председатели сопливого юнца, да ещё и психа. Зато теперь они готовы ходить передо мной по струнке. И дело не только в маме… я потратил достаточно времени на изучение истории фонда и обнаружил кучу скрытых операций – но большая их доля относится к тому времени, когда дед уже осел в Штатах, а отец ещё не взял власть в свои руки. Эти индюки во всю растаскивали фонд по кусочкам – но вдруг совет директоров неожиданно в едином порыве принялся снова работать на всеобщее благо… полагаю, это заслуга моего отца. Так что, если бы не он, в конечном счёте я не получил бы ничего, кроме долгов.

– Так ты… простил его?

– Нет, – Максим взъерошивает волосы, внося в распавшуюся укладку ещё больший беспорядок. – Но теперь нас ничего не связывает. Он занимается своей адвокатской конторой, Ирина – фондом, я же… хочу заняться кое-чем другим. И ты мне в этом поможешь.

– Я? – Алекс осторожно вытаскивает руки из-под одеяла и, прислушиваясь к ощущениям, сцепляет пальцы на груди. – Почему я? Я же ничего не умею…

– Ну, во-первых: разве тебе никогда не хотелось заняться вместе со мной чем-то, кроме секса?.. А во-вторых, ты ведь не забыл, что всё ещё у меня в долгу? Я же обещал, что заставлю тебя отработать. 

Алексу становится стыдно. Максим постоянно сводит всё к пошлостям, вот и то обещание  Алекс тоже воспринял как что-то, относящееся исключительно к постели.

– И что же это «кое-что другое»?

– Частная юридическая консультация.

– Э?

Тут трудно сдержать удивление. С одной стороны Алекс немного разочарован – он ожидал услышать что-то действительно необычное. А с другой – озадачен.

– Разве ты не отказался идти по стопам отца?

– Отказался, – длинные пальцы снова падают на спинку кровати и сжимают перекладину до побелевших костяшек. – И не пойду. Моя фирма будет не совсем стандартной. Во-первых, я хочу консультировать исключительно представителей ЛГБТ. В нашей стране нет ни одного по-настоящему годного закона, защищающего их права и честь, а обычные зачастую не работают. Когда оскорбляют чиновника или мента – виновный наказывается штрафами, иногда даже сроком, а когда гея или лесбиянку – их заявления могут даже не принять. Ты знаешь, сколько людей теряют работу, когда начальство узнаёт об их нетрадиционной ориентации? У матерей отнимают детей из-за сожительства

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату