Черт бы его побрал. Я почувствовала, что опять завожусь. И даже больше, чем раньше.
— Ладно, Сонни, — мне хотелось стукнуться головой о руль, но мне еще предстоит пять минут дороги.
— Мы будем в порядке? — очевидно нервничая, спросил он.
Мое сердце раздулось лишь на мгновение, затмив злость на донора спермы. Мое обещание не называть его мудаком, очевидно, исчезло в тоже мгновение.
Уилл мог не отвечать на мои мейлы или не побеспокоиться поднять трубку и перезвонить мне, но Сонни всегда приглядывал за мной. Между нами всегда была связь. Мы не были связаны обязательствами. Но вместо того, чтобы идти своим путем, он всегда присутствовал в моей жизни, и я с радостью это принимала.
И я надеялась (я знала), всегда приму.
— Люблю тебя, парень. Мы всегда будем в порядке.
В ответ он продолжительно и с облегчением выдохнул за нас обоих. Он пообещал перезвонить мне вскоре снова и рассказать, что он узнает, а я пообещала больше не делать ничего глупого снова. Если бы он только знал.
Я оттолкнула все мысли о своем отце из головы за минуту до прибытия к Дексу. Я не думала о нем, когда парковалась. Я не думала ни о чем, когда хватала вещи из моего рюкзака и направлялась в душ.
Но через минуту после того, как я вошла в душевую кабину, я подумала о нем.
И закричала.
Не как в фильмах ужасов, а как тогда, когда узнала, что для моей мамы нет надежды. Это морально меня убило.
Слезы, последовавшие потом, были не менее болезненными.
Сонни однажды сказал мне, что я ощущаю все сильнее из-за нашего отца, потому что со мной он был дольше всех. Дольше, чем с Сонни. Уиллу было тогда всего пять, когда он ушел от нас, и я сомневаюсь, что он многое помнит о бородатом мужике, который укладывал его спать. Человеке, о котором он плакал месяцами. Лишь у меня остались воспоминания. О мальчике, который плакал по нему больше, чем несколько месяцев.
Именно тогда я прокляла те воспоминания. Потому что я была слишком взрослой, чтобы чувствовать себя настолько привязанной, настолько преданной. У меня не было на это права. У меня не было причины.
Я ничего не могла поделать.
Факт того, что у него появился еще один ребенок, пока мы через такое проходили, заставил чувствовать себя незначительной. Все проблемы, которые я в себе сдерживала, отказываясь их принимать, просто взорвались.
Я думала об Уилле. О моей бедной маме. И задумалась, знала ли она о Колорадо. Мысль о том, что она могла узнать об этом, почти убила меня внутри.
Не успела я понять, как слезы превратились в рыдания, потом рыдания превратились во всхлипывания, а гнев и грусть заменило холодное безразличие.
Каким-то чудом мне удалось выключить воду. Я не побеспокоилась ни о мыле, ни о шампуне, а натянула свою одежду, борясь со слезами, которые грозились опять разразиться. Отражение в зеркале отобразило то, в каком я была беспорядке. Аппетита у меня не было, и все чего мне хотелось — это забыться на ночь.
Проблема состояла в том, что дом, в котором я находилась — не мой.
И человек, владеющий этим домом, так уж случилось, стоял в коридоре у ванной, ожидая, когда я открою дверь.
Глаза Декса были прищурены, его обычно чувственный рот открыт, а взгляд сверлил во мне дыру.
Я опустила свои глаза вниз, смотря на пол, воспоминания о том, что произошло в Мейхеме, только добавились к моим страданиям.
— Не сейчас, Декс, — сказала я ему голосом, больше похожим на карканье. Я прошла мимо него, направляясь в гостиную, где плюхнулась на диван, заняв большую его часть, вниз лицом, как обиженный ребенок. Мое лицо утонуло в подушке, которую я положила на край дивана этим утром.
Пол заскрипел под его весом. Я почувствовала, что он стоит возле дивана. Если я поверну голову, уверена, что увижу его ноги, но я этого не сделала. Он стоял там, кажется, вечность.
— Я не шучу, Декс.
— Почему? — фыркнул он.
Почему? О, боже мой. Я хотела опять закричать.
— Я чувствую себя довольно ничтожной сейчас, ладно? — достаточно громко прошептала я в подушку, чтобы он услышал. — Последнее, что мне хочется, чтобы ты снова заставил меня чувствовать себя жалкой дебилкой.
Он сказал что-нибудь? Нет.
Вместо этого я почувствовала жар от его тела еще ближе, прямо перед тем, как подушка поднялась, поднимая мою голову вместе с ней. Мгновение спустя он проскользнул на пустое место, укладывая подушку на своих коленях так, что верхняя часть моего тела оказалась на его бедрах. Я ощутила вес его руки между лопатками.
Я попыталась приподняться на колени, но его рука опустила меня обратно на него — ладно, на подушку. Мои груди были прижаты к его бедрам, но мне было все равно. Последнее, чего бы мне хотелось, чтобы он увидел меня плачущей.
— Декс, — заныла я.
Он накрыл ладонью мою шею, немного опускаясь на диване.
— Ритц.
— Я не хочу сейчас об этом слушать.
Декс издал мычащий звук.
— Я не собираюсь сейчас говорить тебе всякое дерьмо, — сказал он мягким низким голосом. — Я хочу знать, почему ты кричала в душе, детка.
Я его ненавижу. Всего чуть-чуть.
— Сначала я подумал, что это я довел тебя до слез, но потом я понял, что не мог настолько тебя вывести.
— Не льсти себе, — зарычала я. — Ты меня вывел из себя, — я повернула свой рот немного в сторону, чтобы не пускать слюни на подушку. — Но нет, я не собираюсь плакать из-за того, что ты называешь меня уродскими именами и ведешь себя как мудак.
Он зарычал, а рука у меня на шее напряглась. Его пальцы массажировали по бокам.
— Я был чертовски зол.
— Каждый раз, когда ты зол — ты чертовски зол, — пояснила я ему, изучая кроссовки большого мужчины подо мной. — Ты был придурком.
Еще один рык. Его рука соскользнула на правое плечо.
— Ты повела себя по-идиотски, Ритц.
— Поэтому тебе пришлось назвать меня тупой маленькой засранкой перед своими друзьями?
Он не ответил. Большая ладонь Декса перешла на другое плечо, массажируя его тоже.
— Лу сказал мне, что я был слишком груб с тобой, — сказал он, как я предполагаю, раскаивающимся голосом. — Я волновался, ладно?
Хммм.
— Я планировал затащить тебя домой и отшлепать по заднице, как когда-то делала моя мама, — его пальцы вернулись обратно к моей шее, а ладонь ласкала позвоночник. — Я не думаю, что ты тупая маленькая засранка. — Сказал он.
Я повернула голову в другую сторону и уткнулась в