– Мы немного посидели на скамейке неподалеку и съели на двоих упаковку Junior Mints[4]. Я старалась соблюдать правила этикета, задавала ему вопросы о нем самом, но он постоянно меня перебивал и говорил, какая я «горячая». Когда он спросил, есть ли у меня парень, я ответила, что мне не разрешается ходить на свидания. Он рассмеялся.
– Потом он сказал мне, что ему пора обратно, – продолжаю я. – Перед уходом он схватил меня за плечи и крепко поцеловал, так что наши лица плотно соприкоснулись. Это было… неожиданно, – вспоминаю я. – Особенно когда он просунул язык в мой рот.
Леннон Роуз в ужасе вскрикивает.
– Все продлилось лишь несколько секунд, – говорю я. – Было мокро, и, хотя мне всегда было любопытно, каково это – целоваться, это не было сексуально. Я имею в виду, считается, что это прелюдия, верно? – спрашиваю я, и Сидни понимающе кивает, словно она эксперт в этом вопросе.
– Ну, тогда он, наверное, делал что-то не так, – говорю я, – потому что мне совершенно не хотелось выяснять, что у него под одеждой. Наоборот, мне хотелось, чтобы он прикрылся еще чем-нибудь.
– Фу… – с отвращением произносит Аннализа. – Из-за тебя мне вообще никогда не захочется целоваться.
– Может, это просто был неподходящий момент, – отвечаю я. – Мне хотелось больше узнать о его жизни, о мире, в котором он живет, а вместо этого я чуть не подавилась его языком.
Сидни прикрывает рот сжатым кулаком и делает вид, что ее тошнит.
Марчелла глядит на меня и медленно качает головой.
– Мена, – с серьезным видом говорит она. – Это… поцелуи не так работают. – Она смотрит на Бринн, и та соглашается. – На самом деле первый поцелуй бывает другим.
– Я сама о нем попросила, – подхватывает Бринн. – Никто не тыкался своим лицом в мое без спроса. – Бринн мягко улыбается. – Я попросила поцеловать меня.
Марчелла снова улыбается и рассеянно продолжает:
– Вот именно.
– Но с мужчинами все иначе, – говорит Леннон Роуз, взглянув на Марчеллу и Бринн. – Им не обязательно спрашивать. Однажды профессор Левин сказал мне, что, если бы моя юбка была хоть немного короче, мужчины ожидали бы от меня непристойного поведения. – Она смотрит на меня. – Может, на тебе была слишком короткая юбка?
– Я так не думаю. Я ношу предписанную длину.
Марчелла обдумывает сказанное, наклонив голову.
– Ты рассказала Антону об этом парне? – спрашивает она. – Что он об этом думает?
Мои щеки краснеют от стыда, потому что я вспоминаю, почему мне на самом деле не нравится вся эта история.
– Антон не огорчился, но сказал, что прежде всего мне не следовало выходить на улицу с незнакомцем.
«Парни есть парни, Мена, – сказал Антон в тот день, – о чем еще он мог подумать, если ты согласилась выйти из театра вместе с ним? В следующий раз веди себя достойнее».
– Так что же случилось со смотрителем Томпсоном? – спрашивает Аннализа, по-прежнему с выражением отвращения на лице из-за мысли о том, что язык другого человека мог бы оказаться у нее во рту. – Он-то тут при чем?
– После того как тот парень ушел, я вернулась в зал, – отвечаю я. – Смотритель Томпсон увидел, как я вхожу, и, должно быть, заметил, что я выглядела… растерянной. Он взял меня за руку и вывел в фойе. Я рассказала ему, что случилось, и он потребовал, чтобы я вернулась в зал и никому об этом не рассказывала. Он был явно расстроен, так что я послушалась его, но заметила, что он направился к буфету.
– Я точно не знаю, что случилось дальше, – продолжаю я. – Смотритель Томпсон исчез из школы на следующий день. Во время сеанса Антон рассказал мне, что смотрителя отстранили за то, что он угрожал сотруднику театра. Он выразил надежду, что я усвоила урок. Но я по-прежнему не вполне уверена, ради какого такого урока смотрителя Томпсона освободили от должности. К счастью, Антон не стал рассказывать моим родителям об этом случае, иначе они могли бы забрать меня из академии.
– Мило с его стороны, полагаю, – кивнув, соглашается Сидни. – Он всегда делает так, как лучше для нас.
– Он лучший, – мечтательно произносит Леннон Роуз.
Все мы на мгновение замолкаем, пристально глядя на нее.
– Держи свои фантазии при себе, Леннон Роуз, – провозглашает Аннализа, и все мы чуть не загибаемся от смеха.
Леннон Роуз краснеет, последовательно сменяя пять разных оттенков, но, честно говоря, она ведь самая младшая из нас и уж точно самая невинная. Много раз она признавалась нам, что ждет не дождется замужества. На самом деле, у нее очень милые представления о любви. «Она по-настоящему романтична», – однажды сказал о ней Антон.
Сидни толкает меня голой коленкой.
– Ну, если урок заключался в том, что негоже приманивать молодых людей с помощью своей тяги к сладкому, то я бы сказала, что ты ничему не научилась. – Улыбнувшись, Сидни окидывает взглядом остальных девочек. – Жаль, что вы не видели Мену сегодня, – заявляет она. – Ее приятель с заправки так и вился вокруг нее.
– Прекратите! – прошу я, но не перестаю улыбаться.
– Я только хотела сказать, что ты ему приглянулась, – отвечает за всех Сидни. – И я почти уверена, что ему бы понравился четвертый пункт из той статьи в журнале. По-моему, это как раз для него.
Я откидываюсь назад на кровати и хохочу так, что мне становится трудно вдохнуть.
Леннон Роуз с очень серьезным видом становится на колени, забирает у Сидни журнал и лихорадочно перелистывает его, чтобы снова отыскать ту страницу. Я поворачиваюсь на бок, не переставая хихикать, и вижу, как ее взгляд пробегает по тексту. Потом ее глаза расширяются, и она поднимает взгляд на меня.
Честно говоря, я понятия не имею, что там на самом деле по вкусу Джексону, но я не думаю, что четвертый пункт входит в этот список.
Затем в дверь негромко стучат, и мы мгновенно выпрямляемся, когда она открывается. Сидни вырывает журнал из рук Леннон Роуз и запихивает его под подушку, успев спрятать его за секунду до того, как в комнату заходит смотритель Бозе.
– По случаю чего такое веселье? – спрашивает он с легкой усмешкой.
– Марчелла снова рассказывала о своих критических днях, и это было безумно смешно, – непринужденно произносит Сидни. Она откидывается назад, развалившись на кровати, обхватывает рукой подушку и улыбается.
Смотритель с подозрением смотрит на нее, а затем окидывает взглядом комнату и всех нас. Его взгляд не задерживается на мне. Не знаю, продолжает ли он злиться из-за того, что случилось на экскурсии. Никто из нас не предлагает другого объяснения, так что смотритель Бозе качает головой.
– Ладно, – говорит он. –
