— Раз ты прокатиться решил, тогда таракана ставишь в сарай сам.
— Без вопросов, — ответил он, легко соскакивая с сидения и открывая ворота сарая. Я уже так не мог. Суставы потеряли гибкость. Давно всё собирался к лекарю сходить по этому поводу, да не было времени.
Мне пришлось спускаться, держась за края телеги и ища ногой подножку. Где мой восемнадцать лет? Восемнадцать лет назад, как бы не дико это звучало.
По дому разносился аромат выпечки. Мила хозяйничала на кухне в цветастом переднике. Цветик помогала ей рядом, нарезая фруктовый салат.
— Папа! Мы сейчас такую вкуснятину приготовим! — кинулась она ко мне, размахивая ножом. Я отобрал у неё нож и поднял на руки, давая себя обнять.
— С каждым днём всё выше и выше становишься, — заметил я. В меня ростом пойдёт. Цветик рассмеялась.
— Ещё полметра и точно смогу тебя так обнимать, — сказала она.
— Когда это случится, то тебе уже будет не до меня, — ставя её на пол, сказал я, не сводя взгляда с Милы.
— Я немного задержалась с ужином, — тихо сказала она, виновато улыбаясь.
— Мы сегодня все задержались, — ответил я, доставая из сумки коробочку с бабочкой. Красно-синяя бабочка зацепилась за мой палец. Я посадил её на волосы Милы. Живая заколка заскользила по цветкам.
— Такую же хочу! — выпалила Цветик.
— Подрастёшь немного и подарю, — ответил я, наблюдая за счастливыми глазами Милы. Порой не нужно слов. Достаточно всего лишь взгляда, чтоб выразить всё, что спрятано на душе.
— А чем тебе моя заколка не понравилась? — заходя на кухню, насмешливо спросил Лешик сестру.
— Ты мне жужелицу подарил!
— Классный ведь подарок. Я думал насчёт мышки, но выбрал букашку. Всегда о ней мечтал, — ответил Лешик.
— Поэтому ты и заботишься о ней! Знаешь, подарок — это не то что хочешь ты, а то что хочу я.
— А ещё говорят, что подарками не возмущаются, — парировал Лешик.
— Но не теми, которых бояться.
— Трусиха!
— Зачем обзываться?
Я слушал перепалку детей и понимал, что дома. Жизнь всё-таки удалась. Пусть мне и исполнилось тридцать шесть лет.
— Я помогу накрыть на стол, — сказал я, забирая поднос с кувшином сока и стаканами.
— Спасибо, — прошептала одними губами Мила, возвращаясь к готовке. Почему-то сейчас я готов был для неё звёзды с неба достать. Всё как раньше.
Что-то в этом было вот так лежать в кровати, смотреть, как появляются светлячки в листве, слушать спор детей.
— Тяжелый сегодня был день? — тихо спросила Мила.
— Нет, — наблюдая за ней, сказал я. Тонкая ночнушка почти не скрывала её тела, скользя по выпуклостям, подчеркивая их и дразня меня. По мне было излишним эти тряпки. Без них Мила выглядела куда интереснее, но она всегда старалась спрятаться от меня за тряпками, прикрываясь то детьми, которые уже давно перестали беспокоить нас по пустякам, то гостями, которые приходили раза в три месяц. Я знал, что это всё из-за природной стеснительности и небольшого шрама на спине, который она получила ещё в детстве, упав с забора и который считала уродливым. Я был с ней не согласен, но Милу переубедить было почти невозможно.
— Сегодня Тони приходил. Его жена девочку родила. Я им подушку вышитую подарила и игрушку. Помнишь, в которую раньше Цветик играла? — спросила она. Ещё и посмотрела в мою сторону. Я не помнил никаких игрушек, но утвердительно кивнул, за что получил в ответ ласковую улыбку.
— Может ещё об одном ребенке подумаем? Лешик вырос. Если он захочет уехать…
— Мы же с тобой договорились, что никаких детей, пока не будет объявлено перемирие, — прикусив губу и нахмурив зеленые брови, сказала Мила.
— Пять лет говорят о конфликте, но ничего не происходит. Мы можем и десять лет ждать, когда разрешится этот конфликт, а можем и двадцать. Ты считаешь, что это того стоит? Потратить свою жизнь на ожидания?
— Я пока не уверена, что нам нужен третий ребенок. Лешик…
— Выразил желание записаться в армию, — выдал я тот аргумент, который должен был сыграть в мою пользу.
— Ты ему не разрешил? — после паузы спросила Мила.
— Я ему объяснил, как его решение может повлиять на нас.
— Он не должен идти против себя. Мы будем эгоистами, если заставим его изменить мечте у угоду нашим переживаниям, — ответила она. После этого села на край кровати. Мила явно что-то хотела сказать, но пока собиралась с духом. И вот она подняла глаза и посмотрела на меня. Решительный взгляд, который был для неё чем-то чуждым, но он отражал её принципиальное мнение. Мне только оставалось ждать, когда она решится высказать его. И вот, в её мягком голосе прозвучали уверенные стальные нотки. — У тебя ведь раньше была мечта. Ты не хотел всю жизнь сидеть на одном месте и торговать овощами. Мы когда-то мечтали путешествовать. Помнишь, хотели купить телегу с крытым тентом и исколесить всю страну? Или ты уже забыл?
— Тогда это была глупая мечта, — ответил я, наблюдая как бабочка скользит по её волосам.
— Мечта, которая могла бы стать реальностью. Приключения, новые лица, новые земли — это же интересно. Намного интереснее, чем запереть себя в одном городе.
— Это безответственность. Незрелость.
— Романтика.
— Романтика — это то, что не ежедневное занятие. Пока ты сидишь дома и не касаешься проблем, которые возникнут в пути — это романтика. Мечта. Но когда ты каждый день трясешься в повозке, вытаскиваешь её из грязи, думаешь чем прокормиться, так как нет стабильного заработка — это уже не кажется романтикой. Старые ботинки натирают мазоли, одежда в пыли…
— И ощущение свободы, а не клетки, — ответила Мила.
— Свобода не зависит от места жизни. Это внутреннее состояние души, — возразил я и задумался. — Ты устала от города и этой жизни?
— Не знаю. Но порой мне кажется, что все могло быть иначе. По-другому. Понимаешь меня?
Я понимал её. Время шло к закату. Расцвет настал. После него жизнь пойдет к закату и это пугало. Поэтому я и хотел её отвлечь рождением ребенка, который заставляет забыться и не так болезненно воспринимать, что закат приближается. Но Мила хотела другого. Она мечтала вновь вернуть те годы, потому что её эта жизнь не устраивала. Правильно ли мы её прожили? Или мы могли добиться намного большего, чем сейчас, если
