— И ты поступила бы так же, — ответил я.
— Почему?
— Так время вернётся, а вместе с ним и ветреная голова. Тонь, у тебя ребёнок есть. Не всё так плохо, как кажется. Да и жизнь не закончилась.
— Хотелось бы. Я ещё столько всего не видела, не знала, а тут помирать уже нужно. Вот ты Дана, замужем была. А я ещё ни разу. Представляешь как обидно? — захлюпала носом Тоня.
В чём тут было обидного, я не представлял. Утешать Тоню не было настроения. В этом мне и нравилось общение со стрекозами. Не надо было напяливать маску заинтересованности, какую пришлось бы делать, если бы со мной ехала Мила. Вместо утешений я пошёл к реке, от которой начал подниматься туман. Белесое марево расплылось по траве, напоминая тонкое покрывало, которое скрывало окружающий мир, меняя его очертания до неузнаваемости. На небе начали зажигаться первые звёзды. То и дело пролетали светлячки. Было странно понимать, что всего это может скоро не стать. Материк разрушался. Я чувствовал это и не мог ничего сделать. Беспомощность и неотвратимость неизбежного давили.
«Я слышал, что дома больше нет, но вы ещё живы,» — голос сын проник в сознание. Уже без головной боли и той паники, которую я ощущал от него вчера.
«Дом ещё на месте, но говорят, что это ненадолго».
«Ночью будет шторм. Погода испортилась. Не видно звёзд. Корабль качает, как скорлупу яйца, которую мы пускали по весеннему ручью».
«Корабли строились так, чтоб выдерживать шторма».
«Знаю. Мне стыдно, что я радуюсь, нахождению на корабле, а не на материке. Это плохо?»
Тут уже я вынужден был задуматься. Плохо ли радоваться тому, что уцелел? Знать, что столько морфов не смогли выжить, а ты уцелел? Или стоит всю жизнь нести этот груз ответственности и вины, что ты не погиб в этой гнили?
«Чувство вины никуда не денется. Оно теперь всегда будет преследовать нас, но это не должно нас убивать. Я думаю, что у каждого свой путь. Кто смог спастись, значит ему ещё рано отправляться к богам. Если его забрали, то в этой жизни и этом мире он выполнил свой долг, который был положен на его плечи. Значит дальнейшая жизнь этого морфа больше не представляла ценности для этого мира. Возможно, его ждут другие дела в другой жизни. Нам же остаётся лишь помнить о нём и скорбеть, что мы уничтожили два дома для двух народов».
«Киберморфы это заслужили!» — горячо возразил сын. Я смог почувствовать его ненависть.
«А я так не думаю. Никто не заслужил уничтожения дома. У моего отца была хорошая поговорка: не ты строил, не тебе разрушать. Я с ней согласен. Они нам ничего не сделали.»
«Они нам могли разрушить планету! И ведь разрушили!»
«В ответ на наши действия. Когда животное загоняют в угол, оно начинает защищаться. В этом плане морфы ничем не отличаются от животных».
«Ты не прав».
— Хотелось бы, чтоб я ошибался, тогда все наши действия были бы оправданы. Но пока я оправдания им не вижу, — пробормотал я себе под нос.
Туман скользнул по моим ногам, закрывая мир и создавая ощущение, что вокруг всё перестало существовать. Звуки доносились приглушённые, словно из бочки. Реальность смешалась с чем-то потусторонним, страшным, необъяснимым. Мысли поглощённых гнилью перестали давить на сознание. В этот момент остался лишь я и туман, что окутывал пространство. От реки доносился плеск. Сырость оседала мелкими каплями на теле, покрывая одежду и зелень на коже мелкими росинками, которые поутру будут казаться россыпью бриллиантов. Но до этого надо ещё было дожить. Пережить ночь и встретить рассвет. Выжить. Неожиданно в душе выросла уверенность, что я останусь в живых. Мой путь ещё не был закончен. Почему? Да хотя бы потому, что я не хотел его заканчивать на столь грустной ноте разочарования, когда вся моя жизнь перестала быть чем-то целым и понятным. Нет, я хотел вновь держать жизнь в руках. Хотел, чтоб у меня была работа, которая приносила бы удовлетворение. Хотел, чтоб вновь была семья, жена, которая встречала с тёплым обедом и не выполняла бы долг в кровати, а хотела этого не меньше меня. Я вновь хотел слышать шум от детворы. Хотел, чтоб было понимание, что я живу не зря. Чтоб не было сожаления об упущенных возможностях. Чтоб когда я умер, то не было бы мыслей: годы прожиты зря.
Ветер прошёлся по берегу, разгоняя туман, который пропал, словно его и не было. От реки потянуло вонью. Такой вонью, что захотелось зажать нос. Я подошёл к реке. Взял палку. Повёл ею в воде. Поднял. С палки стала стекать непонятная зловонная жижа, которой нельзя было дать определения. Палка начала растворяться в моих руках. Я поспешил её откинуть и вернуться к телеге.
— Девчонки, сворачиваем лагерь. Здесь оставаться нельзя, — сказал я.
— Ты не можешь управлять тараканом в состоянии алкогольного опьянения, — заметила Дана, которая была навеселе.
— Солнышко, хочешь — оставайся, но я отсюда уезжаю, — ответил я, снимая покрывало, которое служило навесом. И опять появилось ощущение, что я опаздываю. Время утекало сквозь пальцы и вернуть его уже было нельзя. Мы упустили этот шанс. Теперь оставалось только догонять и надеяться, что пока ещё мы что-то можем сделать. Какие бы меня ни одолевали сомнения, но в этот шанс я верил.
Мы ехали до рассвета, пока я не стал выключаться. И то, потом меня сменила Дана. Теперь и они чувствовали эту вонь, которая шла за нами по пятам. От вони кружилась голова. Хотелось зажать нос. Мы стали использовать смоченные тряпки, чтоб хоть как-то перебить запах, но от ощущения грязи и разложения, которое словно липкой пленкой опускалось на тело, от этого избавиться было невозможно. Не знаю с чем это было связано. Возможно, из-за разложения на молекулы материка образовалась пыль, которая дошла до нас. Я не был учёным и никогда не разбирался в био, а уж тем более в кибертехнологиях. Но вот ощущения были вполне реальными и гадкими.
