Женщина вдруг порывисто встала и обняла здоровенного рыжебородого мужлана, всхлипнула и, извинившись, поднялась наверх, в свою комнатку, заставленную всяким хламом.

Мужчины еще некоторое время общались, а Дита стояла, вперившись взглядом в открытое окно, за которым ветер гнал по иссиня-черному небу белесые полупрозрачные облака. Дух спиртного подвыветрился из ее головы, но грусть не исчезла. То и дело в памяти всплывали последние слова суккуба, адресованные Регису: «Она постареет и одряхлеет, а ты будешь искать меня, или кого-то вроде меня». Женщина вспомнила страшные когти, которыми Регис исцарапал шею демоницы, но не со страхом, а с печальным осознанием их совершенно отличной друг от друга природы.

Снизу раздался отчетливый звук удара чего-то тяжелого о дерево.

— Готов! — констатировал Геральт. — Совсем хилый… А с виду здоровенный, — судя по голосу, состояние у ведьмака было то еще. — Слушай, Регис, — вдруг спросил Геральт. — А если бы меня там не было, ты бы убил ту свою блондиночку? Уж очень у тебя вид был серьезный…

— Я рад, что не дошло до смертоубийства, друг мой, — уклончиво ответил вампир, но отделаться от пьяного Геральта оказалось не так просто.

— Ты не виляй, любитель расплывчатых формулировок. Вот я за себя могу сказать, что если какая-то мразь посмеет хоть палец поднять на Йен, то я его на куски порублю! Детлафф твой — такой же, чтобы свою бабу вернуть какой переполох учинил… А ты?

— Убил бы, — глухо ответил Регис.

— Несмотря на то, что знаешь ее уже сто лет, а Диту всего неделю? — уточнил Геральт.

— Тебе ли не знать, дорогой мой ведьмак, что годы не всегда играют решающую роль. Хотя, признаюсь, мне претит сама мысль о том, чтобы лишать кого-нибудь жизни, но в той ситуации колебался я бы не долго. Хотя я рад, что ты вмешался…

— Я думал не вмешиваться, — неожиданно признался ведьмак. — Если б не прибежала наша госпожа фон Цигельмайер (как Геральт умудрился это запомнить, а главное выговорить в его состоянии, Дита не представляла) и не попыталась тебя остановить, то я бы остался в стороне. Не люблю тех, кто пользуясь своей силой, издевается над слабыми.

В столовой воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком рюмок, опускаемых на стол. Дита боялась даже пошевелиться, чтобы не быть пойманной на подслушивании.

— Ладно, — раздался скрип отодвигаемого стула. — Пойду я посплю… А то что-то меня разобрало от твоего самогона, Регис. А завтра будем думать, что делать с твоим другом, который, уж прости, но самый настоящий упырь.

— Доброй ночи, друг мой…

Женщина отчетливо услышала, как, придерживаясь за стены, Геральт отправился в хозяйскую спальню. Как потом, с грохотом падающей мебели и тяжелыми звуками волочения, Регис оттащил спящего и что-то бормочущего во сне Круазеля на кухню, где, видимо, устроил возле печки. А потом все движение улеглось. По дому разносился лишь храп пьяного аристократа…

Дита поняла, что Регис уже наверняка стоит за ее спиной, и не ошиблась: его руки, как обычно, мягко опустились ей на плечи.

— Ты уже даже не вздрагиваешь, — шепнул на ухо женщины вампир.

— Я привыкла к тому, что если я не слышу за своей спиной шагов, а ты где-то рядом, то ты можешь в любой момент оказаться сзади, — Дита повернулась к Регису.

От вампира, как всегда, пахло травами, но теперь к резкому специфическому запаху добавилась еще одна нотка — мандрагоровая. Регис пристально посмотрел в глаза женщины и улыбнулся:

— Что тебя гложет? — спросил он.

Дита тяжело вздохнула, сомневаясь, стоит ли поднимать эту тему, но все-таки заставила себя, решив, что лучше обсудить все заранее, чем мучиться потом:

— Там, в лесу, суккуб сказала одну вещь…

— Про твою старость? — вампир приподнял брови.

— Да… Нет, я понимаю, что, конечно, забегаю наперед, — тут же зачастила Дита, — но если вдруг у нас выйдет из этого всего достаточно длинная история, то этот вопрос может встать весьма остро.

— Милая Дита, — Регис погладил ее плечи, — старость и смерть — предначертанный финал для всех людей. Я не совсем понимаю, что трагического ты в нем можешь видеть… Не проще ли жить, не оглядываясь на то, чем все завершится, если тебя так уж пугает предопределенность конца?

Женщина растерянно провела рукой по цепочке на жилете вампира:

— Наверное, проще… Но, Регис, ты извини за вопрос, конечно, — решительно начала она. — Но что ты во мне нашел? Я просто видела этого суккуба, и мне, правда, непонятно…

— А ты во мне? — вампир улыбнулся, разомкнув губы и продемонстрировав клыки. — Лично я длительное время полагал, что являюсь для людей чем-то весьма отвратительным и пугающим. А потом появилась ты, вздрагивающая от каждого моего прикосновения… Сперва я думал, что от страха, как обычно и бывало, если люди узнавали, чем я в действительности являюсь. Но оказалось, что от чего-то иного, гораздо более прекрасного.

— Ну, это уж я точно объяснить не могу, — покачала головой Дита.

— Тогда почему ты полагаешь, что я в состоянии сделать это? Вампиры во многих вещах гораздо более импульсивны и эмоциональны, чем люди. Есть вещи, которые ты при определенном усилии сможешь объяснить словами, в то время, как мои изречения на этот счет будут пустыми предположениями и домыслами. Почему ты думаешь, Дита, что я могу объяснить словами свою любовь к тебе?

Женщина изумленно уставилась в черные, как агаты, глаза Региса и сделала шаг назад. Сердце в ее груди совершило очередной головокружительный кульбит, внутри все сдавило и сперло дыхание…

— Любовь? — Дита не была уверена, что она не ослышалась.

— Да, я люблю тебя, — спокойно сказал вампир. — Просто и иррационально, совершенно необъяснимо, но искренне… И прошу, — добавил он, заметив смятение женщины, — не пытайся мне ничего отвечать просто потому, что так нужно. И я не пьян, потому что не пьянею от алкоголя, только от крови. И, вынужден признать, что при всей моей рассудительности, плевать мне на все возможные случайности и вытекающие из этого последствия…

Дита обвила руками его шею и поцеловала. Руки Региса осторожно скользнули по ее воспаленной и больной спине, а затем оказались на груди женщины, где с треском разорвали длиннополую сорочку. Вампир начал нежно целовать ее шею, грудь, живот, а затем встал на колени…

В ту ночь женщина была искренне рада, что Геральт и Умберто крепко спят под воздействием мандрагорового самогона, а Марлена ушла ночевать в домик Варнавы-Базиля, потому что