— Да какая разница, — махнул рукой Геральт и выпил.
Дита закрыла лицо руками: она совершенно вымоталась, объясняя Умберто подробности своей бурной личной жизни, которой, в принципе-то, и не было никогда. Сперва Круазель слушал, набычившись и косо поглядывая на невозмутимого Региса, который только тем и занимался, что подливал в рюмки своего хваленого самогона. Но очень скоро щеки аристократа запунцовели, а сам он был вынужден признать, что поторопился с предложением…
— Ты пойми, — объяснял он вампиру, который за весь вечер, казалось, не произнес ни слова, — я ж тебя тогда заметил, когда Дите предложение делал, но думал, что ты папашка ее иль дядька…
Дита просияла:
— Спасибо, Умберто, за комплимент, но не так уж я и молодо выгляжу…
— Пфф, — отмахнулся аристократ, — сколько тебе?
— Тебе не говорили, что дамам такие вопросы задавать не принято? — нахмурилась женщина.
Геральт хмыкнул и выпил:
— Рассказывай, чего уж… Тут все свои. Один — жених, другой — хахаль, третий… Ну со мной ты вообще в одной постели спала, так что можем считаться родственниками.
— Тридцать, — буркнула Дита, не глядя на ведьмака.
— Совсем девчонка… — вздохнул Регис, подливая Геральту и Умберто еще самогону.
— Молодая еще, — констатировал ведьмак, подкладывая себе соленых грибков.
— Да ладно?! — изумился Круазель, опрокидывая рюмку, содержимое которой немедленно впиталось в не очень чистую скатерть.
Дита возмущенно посмотрела на мужчин и хлопнула целой ладонью по столу:
— Нашли, что обсуждать! — фыркнула она.
— Ну, коль уж ты нас тут всех собрала… — развел руками Геральт.
— Собрала не я, — отмахнулась от ведьмака Дита. — А дурость Умберто, которому стукнуло в голову, что он должен немедленно жениться.
— А вот попрошу! — Круазель помахал в воздухе пальцем размером с сосиску. — Ты сама во всем виновата! Очаровала меня своей деятельной натурой… Теперь, ясное дело, холостяком останусь, коль так сложилось. Видать, на судьбе мне написано бобылем быть, — снова расчувствовавшись, аристократ высморкался в скатерть.
Дита покачала головой, но ничего не сказала, решив, что лучший способ увести беседу в сторону от ее скромной персоны — просто помолчать. Мужчины под воздействием самогона действительно переключились на обсуждение последних новостей, которые как-то незаметно перетекли в рассказы о собственных подвигах. Умберто очень обрадовался, узнав, что Геральт — ведьмак и убивал всяких-разных чудищ. А сам победитель монстров, ставший неожиданно словоохотливым, охотно поведал Круазелю, как однажды снял проклятье с одного барона, которого превратили в баклана, и о том, как разозлил джинна, приказав ему…
— Оттрахать себя самому? — Умберто расхохотался. — Ну да, ведьмак, после такого я бы тоже вернулся с желанием тебе зад надрать! — аристократ перегнулся через стол и похлопал Геральта по плечу, отчего тот поморщился: рана давала о себе знать, несмотря на количество анестезии, которое ведьмак влил в себя.
— Об этом даже балладу сложили, — заметил Регис, — ты ни разу не слышал?
— Ну, — Круазель слегка смутился, — признаюсь, я не шибко менестрелей жалую. Потому как был у меня один случай…
— Рассказывай, чего ты, — приободрила задумавшегося барона Дита.
— Еще до того, как я в тебя влюбился, — Умберто тяжело вздохнул, томно глядя на женщину своими водянистыми глазками, — я встречался с одной мазелькой… До чего ладная была, как вспомню! Ходил я к ней, ходил, букеты носил, подарки всякие. Уже с ейным батенькой сговорился, до свадебки дело шло. А потом как-то приехал я с охоты раньше, чем думалось и решил: «А загляну-ка я к моей Лизабетте». Сказано — сделано. Приехал я к ней, а меня слуги не пускают, все толкуют, что мол, занята сударыня Лизабетта, принять не могут. А я тогда парняга бойкий был, мне всего-то двадцать пятый годок миновал. Вот и решился я, коли через дверь не могу, то через балкон залезу. Обошел, значится, я их домишко кругом, углядел балкон моей Лизабетты, а там свет горит… — аристократ отпил немного самогону и вытер выступившие на глазах слезы. — По плющу я забрался. Захожу, как последний осел, в комнату моей красавицы, и вижу, что лежит она в койке с каким-то хером! — Круазель бахнул кулаком по столу так, что рюмки и тарелки подпрыгнули. — Хер этот прыткий оказался, похватал свои манатки и давай бежать… Но уж я-то его поймал!
— Позволь полюбопытствовать, что же ты с ним сделал после того, как поймал? — Регис ловко наполнил рюмки аристократа и ведьмака, который слушал Умберто со слегка осоловевшим выражением лица.
— Да всего-то ногу сломал, — аристократ выпил, — а на следующий день ко мне из городской управы наведались. Мол, жалобу на меня подали! Я, вестимо, стал выспрашивать, кто да чего… А оказалось, что этот хер лютнистом был! Еще и в милости у покойного князя состоял. Говорят, что частенько свою похабщину при дворе распевал… Оштрафовали меня, будь здоров. На лечение ноги этого хренестреля, ну и за моральный ущерб.
Умберто поджал губы и озадаченно осмотрел толстенный шмат зажаренной на огне свинины, будто прикидывая, с какого края его есть.
— Весьма поучительная история для тех, кто рискнет посягнуть на чужих невест, — задумчиво изрек Регис.
— И ноги, — поддержал вампира Геральт.
— А кончилось-то все славно, — неожиданно счастливо улыбнулся Умберто. — Заловил я как-то этого лютниста на другой бабе! Прямо в парке, представьте… Ну схватил его на шиворот вместе с бабой той и Лизабетте представил во всей красе. Ох, как он горланил, когда я его через пол-Боклера волоком тащил, — Круазель мечтательно воздел глаза к потолку. — Так, что Лизабетта быстро о всякой дурости забыла, а меня снова оштрафовали, поскольку баба та — придворной дамой оказалась. Тьху! — аристократ в сердцах сплюнул на пол.
— А чего же не женился? — поинтересовалась Дита, которая почувствовала, что даже запах мандрагорового самогона настраивает ее на некий романтичный лад, а истории Круазеля придает оттенок самой настоящей драмы.
— Так померла Лизабетта, — просто ответил барон, заглядывая в пустую рюмку и протягивая ее Регису, который поспешил ее наполнить, а потом убрал под стол вторую опустевшую бутылку и достал оттуда третью — полную. — Какую-то заразу, видать, от этого хренострела подхватила, и спустя несколько месяцев преставилась, горемычная.
— Ужас какой, — совершенно искренне выдохнула Дита.
— Да что уж там, — махнул ручищей Умберто. — Уже вон почти двадцать лет прошло, как все приключилось. Вот попробовал еще раз, да что-то не заладилось