Одна надежда, что он меня не услышит.
Атаман с силой распахнул дверь кабинета. Я не могла видеть его лица, но раздражение ощутимыми волнами прошло по кабинету. Несколько минут он стоял, скрестив руки на груди и высоко подняв голову.
Самых мучительно-долгих минут в моей жизни. Пожалуйста, атаман, отдохни после тяжелого дня в своей опочивальне. Только, ради Лебеды, не садись за рабочий стол.
Атаман проигнорировал мои беззвучные мольбы и, к моему ужасу, взял книгу «Заклятья и обряды Офири». Трехтомник, и первой частью которого можно кого-нибудь убить, если приложить к этому чуть больше усилий.
Моя ситуация была донельзя проста. Я не смогу замедлять бешеный стук своего сердца достаточно долго; в определенный момент опытный солдат уловит чужое присутствие. Отговорок у меня будет немного — я выгляжу, как воровка, и прячусь в месте, где будет прятаться только воровка, а у черного входа лежат два трупа.
Убьет, а если судить по его репутации, еще и собакам скормит. Не хочу пойти на корм собакам.
Я крепко сжала в руке нож, чувствуя, как увлажняется от пота ладонь. Мое единственное преимущество — возможность нанести удар первой. В открытой схватке с атаманом у меня не было ни единого шанса.
Одно мгновение, чтобы выскочить из ниши в стене. В это самое мгновение атаман с его нечеловеческой реакцией уже успевает полуобернуться и потянуться к карабеле. Но этого мгновения хватило, чтобы одним движением полоснуть его по горлу.
Четкий порез от уха до уха задел яремную вену, и все перед моими глазами тотчас окрасилось в багряный цвет. Агония не должна продлится больше пары мгновений, а если и продлится, масло оставит его обездвиженным.
Атаман судорожно схватился за шею, пытаясь закрыть рукой зияющую рану. Я придержала его стремительно теряющее силы тело, чтобы глухой удар об пол не услышали головорезы. Кожа у него горячая, даже раскаленная. Я стыдливо отвернулась, чтобы избежать последнего взгляда зеленых глаз.
— Спи спокойно, атаман. Мне жаль, что так вышло, — прошептала я последнее, что Ольгерд фон Эверек услышал в своей жизни.
Я положила его обмякшее тело на пол в искренней надежде, что кровь не протечет сквозь половицы на головы «кабанов».
Чертовски неудачно вышло, но ничего не попишешь. Издержки профессии — не ходило еще по земле вора с чистыми руками.
Мой взгляд упал на лучшую вещь в арсенале атамана — блестящую карабелу из редчайшей стали. Мне к пророку Лебеде путь от рождения закрыт, потому я аккуратно сняла ножны и надела на себя. Даже продавать не стану, оставлю на память о столь бесславно погибшем атамане.
Теперь у меня есть время. Раздраженного главаря банды, запершегося в своем кабинете никто беспокоить не будет, а через черный вход никто кроме прислуги не ходит: я могу спокойно предаваться мукам совести и мирно обыскивать его вещи.
Со стола атамана на меня осуждающе смотрел череп ласточки. Не тебе меня судить — поставь себя на мое место. Та-а-ак, что тут у нас на дубовом письменном столе? Бумаги, табак, чернила.
Хаотично разбросанные письма.
«Моя любимая будущая жена,
Седмицу тому назад получил вести о том, что твой достопочтенный отец одобрил нашу помолвку. Дражайшая моя Ирис, я горячо молюсь, чтобы ты никогда не пожалела о данном тобой согласии! Ничего в жизни я не желал сильнее, чем быть тебе верным супругом.
Отец обещал подарить нам родовое имение фон Эвереков к югу от Броновиц. Все разговоры в отчем доме только о нашей с тобой свадьбе — Витольд уже утомил меня расспросами о твоих подругах.
Прижимаю к сердцу нарисованный тобою портрет. В жизни не видел ничего прекраснее. Не устаю напоминать тебе, каким невиданным талантом наделило тебя Провидение.
Меня охватывает то радость, то грусть в ожидании того, что готовит нам судьба. Я могу жить либо с тобой, либо не жить вовсе.
Навеки твой,
Ольгерд»
Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, и не исполняют даже возможного. Супруги фон Эверека, судя по слухам, давно нет в живых, а сам он живет и здравствует, вопреки пламенным речам. То есть, жил и здравствовал.
Мне трудно представить сурового атамана пишущим это полное нежности, по-юношески высокопарное письмо. Как ты мог ее погубить, зачем? Ответ на этот вопрос я попыталась найти в другом письме к Ирис, лежащим на столе, но его там не оказалось. Как и в ответном письме.
Я увлеклась подглядыванием за чужой жизнью, за чужой историей любви. Ирис и Ольгерд любили друг друга искренне, даже слишком, ослепленные бескомпромиссным юношеским чувством. Я никогда так никого не любила.
От этой горькой мысли я решила налить себе вина, которое не допил усопший. Эст-эст, лучшее из всех туссентских, как я и люблю. У атамана был прекрасный вкус.
Не успела ароматная жидкость приятной теплотой разлиться по моему желудку, как все мои злодеяния решили в одночасье вернуться ко мне и нанести сокрушающий удар.
Краем уха я уловила позади себя какой-то шум. Все, как в страшной сказке: я обернулась и увидела, как убитый мной мужчина тяжело, все еще в дурмане, пытался подняться на ноги. Мертвый атаман в залитом кровью кунтуше пытался подняться на ноги. Мертвый. Хрустальный бокал выскользнул из моей руки и разбился вдребезги.
Вампир?! Высшего вампира я бы и порезать не успела. Гуль?! Это я гулем стану, если не прекращу выдвигать абсурдные версии.
Когда полные огненной ярости глаза восставшего мертвеца встретились с моими, я поняла, что пришло время обратиться к лучшему средству выживания — панике.
Бежать!
Я молнией вылетела из кабинета, не сдерживая визга, и через проём галереи на меня взглянули оторвавшиеся от партии гвинта и бутылки водки изумленные кабаны. Мне исключительно повезло, что они еще не обнаружили своих мертвых товарищей.
Лучший вариант побега — через окно. Я рванула к комнате с картиной фон Штюка. В ней должно быть большое окно, а там уже пару верст до озера. Скроюсь… в воде я обязательно скроюсь, успеть бы только добежать!
Как только я влетела в комнату, задев со всей силы дверной косяк плечом, моя нога поскользнулась на чем-то каменном и остром. Распластавшись на полу, я взглянула на виновника моего поражения: кусок мрамора от разбитой вдребезги статуи. Ад и черти, меня погубила статуя!
Мои пять секунд форы растаяли, как и надежда, что атаман не отошел от шока и не преследовал меня. Тяжелое дыхание позади меня не оставляло сомнений.
Если бы я была под защитой какого-либо высшего существа, я бы начала
