– Вероятно, в моем состоянии этого делать не стоило, – сказала она.
– Состояние? – спросила Солнышко.
Кит подняла голову и впервые с тех пор, как Бодлеры сели в машину, повернулась к ним лицом. Лицо у нее было доброе, но на лбу пролегли тревожные морщинки, и казалось, что Кит уже давно не удавалось выспаться. В длинных растрепанных волосах косо торчали два карандаша. На Кит было очень элегантное черное пальто, однако в петлице торчал цветок, знававший лучшие дни, – это выражение здесь означает «Потерял почти все лепестки и заметно увял». Если бы Бодлеров попросили сказать, в каком Кит состоянии, они бы ответили, что она выглядит как женщина, которая перенесла много горестей, и Бодлеры задумались, видны ли их горести по лицу и одежде так же ясно.
– Я обезумела от отчаяния, – сказала Кит – эта фраза в данном случае означает «Я очень огорчена и расстроена». Она открыла дверь такси и снова вздохнула. – Вот в каком я состоянии. Я обезумела от отчаяния, и я беременна.
Она отстегнула ремень и вышла из машины, и Бодлеры увидели, что так оно и есть. Живот Кит выдавался под пальто – не слишком сильно, но отчетливо, – как бывает, когда женщина ожидает ребенка. В этом состоянии женщине следует избегать напряжения – эти слова здесь означают «Избегать излишней физической активности, которая может навредить и самой женщине, и ее будущему отпрыску». Насколько помнили Вайолет и Клаус, когда их мама ожидала Солнышко, она проводила свободное время, нежась на самом большом диване в библиотеке Бодлеров, а папа носил ей лимонад и ржаные гренки или поудобнее поправлял подушки. Иногда он заводил фонограф, чтобы мама послушала любимую музыку, и тогда мама поднималась с дивана и неуклюже танцевала, поддерживая живот и строя смешные рожицы Клаусу и Вайолет, которые глядели с порога, однако в целом третья беременность мамы Бодлер проходила в тишине и покое. Бодлеры не сомневались, что во время беременности мама точно не стала бы направлять автомобиль в кусты, и им было жаль, что состояние Кит Сникет не позволяет ей избегать подобного напряжения.
– Соберите вещи, Бодлеры, – сказала Кит, – и, если не возражаете, я бы попросила вас понести и мой багаж тоже: это всего лишь несколько книг и бумаг на переднем сиденье. Никогда нельзя оставлять вещи в такси, поскольку неизвестно, увидишь ли их снова. Пожалуйста, поскорее. Возможно, наши враги развернут свое такси и найдут нас.
Кит повернулась к Бодлерам спиной и быстро зашагала вниз по пологому склону, а Бодлеры в изумлении переглянулись.
– Когда мы оказались на Брайни-Бич и увидели, что нас ожидает такси, как и было сказано в послании, – проговорила Вайолет, – я рассчитывала получить наконец ответы на все наши вопросы. Но теперь у меня стало еще больше вопросов!
– И у меня тоже, – сказал Клаус. – Чего от нас хочет Кит Сникет?
– Что она имела в виду, когда говорила о посыльных? – спросила Вайолет.
– Что она имела в виду, когда говорила о наблюдениях в качестве фланеров? – спросил Клаус.
– Что такого важного в этом завтраке? – спросила Вайолет.
– Откуда она знает о том, что мы видели в горах тех негодяев? – спросил Клаус.
– Где Куигли Квегмайр? – спросила Вайолет, имея в виду одного молодого человека, который особенно нравился старшей Бодлер и который прислал троим детям шифрованное послание.
– Верим? – тихо спросила Солнышко, и это был самый важный вопрос.
Своим «верим?» Солнышко хотела выразить приблизительно «Похожа ли Кит Сникет на человека, достойного доверия, и следует ли нам идти за ней?» – а когда о ком-то задают такой вопрос, ответить на него нелегко. Решать, стоит или нет кому-то доверять, – это как решать, стоит или нет залезать на дерево, ведь можно насладиться великолепным видом с самой верхней ветки, а можно просто перемазаться в смоле, и именно поэтому люди обычно предпочитают проводить время в одиночестве и в закрытом помещении, где сложнее засадить себе занозу. Бодлеры не очень много знали о Кит Сникет, поэтому им было трудно понять, каким окажется их будущее, если они пойдут за ней по пологому склону навстречу загадочным делам, о которых она упоминала.
– За те несколько минут, которые мы провели с Кит Сникет, – заметила Вайолет, – она успела направить несущееся такси прямо в гущу кустарника. В обычных обстоятельствах я бы не стала доверять такому человеку, однако…
– Афиша, – сказал Клаус, когда голос его сестры затих. – Я тоже ее помню. Мама говорила, что купила эту афишу на память. Она говорила, что ей еще не приходилось так увлекательно проводить время в опере и она не хочет об этом забыть.
– На афише был нарисован пистолет, из которого шел дымок, а из него получались слова, – припомнила Вайолет.
Солнышко кивнула.
– «La Forza del Destino», – сказала она.
Трое детей поглядели на пологий склон. Кит Сникет отошла уже довольно далеко и не оборачивалась посмотреть, идут ли бодлеровские сироты за ней. Не говоря более ни слова, дети подобрали вещи Кит – две книги стихов, которые они уже заметили, и пухлую картонную папку для бумаг. Потом они тоже повернулись и зашагали следом за ней. Из-за кустов послышался слабый шорох, но дети не знали, разворачивается ли это такси, или просто ветер шелестит в кустах.
«La forza del destino» – это итальянская фраза, которая означает «сила судьбы», а «судьба» – это такое слово, вокруг которого ведутся споры. Одни думают, будто судьба – что-то такое, от чего не уйдешь, например, когда умирает человек или скисает молоко: и то и другое случается рано или поздно. Другие полагают, будто судьба – это такое время в жизни человека, например момент, когда он взрослеет или когда внезапно приходится делать себе укрытие из диванных подушек. А третьи считают, будто судьба – это незримая сила, вроде гравитации или боязни бумажных обрезков, которая сопровождает человека всю жизнь – принимается ли он за загадочное дело, совершает
