Я поднимаю бровь.
— Распространяется ли эта милость на все божьи создания, даже те, в которых не осталось веры? Даже те, которые сбились с пути?
Я вижу, что он не хочет признавать это, но вера в прощения выжжены в его мозгу и на сердце. Он один раз кивает, но не произносит слов.
— Тогда, возможно, Альянс больше похож на Се7мерку, как бы вам не хотелось в это верить.
Мы смотрим друг на друга, пока Преподобный наконец не моргает и не отводит взгляд. Преподобный перебирает бумаги перед собой, чтобы просто занять руки и избежать моего выжидательного взгляда, и он по-прежнему молчит.
— Что я здесь делаю? — устало спрашиваю я.
Уже поздно, и я уже давно протрезвела, а значит, что устала как собака. Если он планирует держать меня здесь, я бы хотела уже покончить с этим разговором и пусть меня уже отведут в темницу.
— Мы бы хотели предложить убежище и защиту, Иден, — отвечает Преподобный. — Знаю, у тебя была тяжелая жизнь, но мы можем помочь тебе. Мы не только успешно излечиваем пострадавших, но и помогаем им приспособиться к жизни после Призыва. Мы можем сделать то же самое для тебя.
— Правда?
— Да. Я вижу, что ты настроена скептически, но когда будешь готова, я рад буду показать тебе то, чем мы здесь занимаемся. — Он наклоняется вперед, и в голосе его слышится искренность. — Знаю, что ты чувствовала себя потерянной — словно тебе здесь не место — всю свою жизнь. Может быть, потому что ты создана, чтобы помогать таким же, как ты. Здесь ты не будешь чувствовать себя изгоем. На тебя не будут смотреть как на ошибку или обузу. Твои шрамы не будут характеризовать тебя, они станут твоим достоинством.
Я нервно сглатываю, принимая его слова, которые стреляют прямо в сердце.
— Я… — снова сглатываю, на этот раз ком в горле. — Я не знаю.
— Подумай об этом, — улыбается он. — Иди домой и отдохни. Тебе нужно время, чтобы во всем разобраться. Мы знаем, что ты предана Се7мерке, но я хочу заверить тебя, мы никогда не станем манипулировать или контролировать тебя. Мы лишь хотим принять тебя — тебя настоящую. Здесь, Иден, мы как одна большая семья. И для нас будет честью, если ты станешь частью ее.
Семья? С винтовками военного класса и жуткими гробницами под церквями? Блин. Бьюсь об заклад, День Благодарения тут интересный. Я киваю и поднимаюсь на ноги, побуждая Преподобного сделать то же самое. Он протягивает ко мне руку, и когда я беру ее, он накрывает мою другой ладонью.
— Я так рад, наконец-то, встретиться с тобой, Иден. Надеюсь, вскоре мы сможем поговорить.
Еще один кивок. Не уверена, что именно стоит на это ответить. Но я знаю, что этот парень, с его мягкими, карими глазами и мягким голосом, меня пугает. Не то чтобы я думала, что он извращенец или типа того. Просто он смотрит на меня так… как будто он искренен в своих словах. Как будто он ждал, чтобы сказать их всю свою жизнь.
Я смотрю вниз, чувствуя себя неуверенно, и в папке с файлами я вижу старые пожелтевшие разбросанные фотографии. На фотографиях я в детстве, мама, когда она была здоровой и красивой, фотографии, где мама одета в красивое белое платье, а рядом с ней стоит одетый в смокинг мужчина, со светлой бронзовой кожей и добрыми карими глазами. Они стоят у алтаря церкви, украшенной цветами. У меня перехватывает дыхание, и я поднимаю голову. Преподобный тепло улыбается, его глаза — те же глаза, что и на фотографии — блестят от слез. Точно такие же глаза я вижу в зеркале вот уже на протяжении двадцати двух лет.
— Кто…кто ты? — удается мне сквозь болезненный узел в горле проговорить.
— Преподобный Джошуа Харрис, — отвечает он дрожащим голосом. — Многие меня зовут просто Преподобный, но может, ты захочешь называть меня папой.
Глава 18
Я молчу, пока мы идем по подземным туннелям церкви, но лишь потому, что не могу найти слов, чтобы описать все то, что сейчас чувствую. Мой отец…мой отец — возглавляет Альянс Посвященных. Но как? И почему? Я росла, веря, что он сбежал, потому что думал, что мама лживая, психованная шлюха, а он все это время знал, что она говорит правду. Он знал. И он ничего не сделал, чтобы предотвратить ее безумие. Он просто собрал вещи и бросил нас — бросил меня — оставив меня в одиночку разгребать это дерьмо. Я не могу быть сказать, что «со мной все хорошо», не могу прыгнуть к нему в объятия и быть в восторге от воссоединения. Не могу позволить его теплой улыбке и милым взглядом стереть более двух десятилетий боли, страха и ярости.
Так почему же я этого хочу? Почему я чувствую себя смущенной и злой за то, что он сделал, но не ненавижу его?
— Ты не ошибаешься, что не чувствуешь к нему ненависти, — тихо говорит Крисиз, пока ведет меня по каменному коридору. Ему поручили доставить меня домой в целости и сохранности, уверена, он не в восторге.
— Преподобный — хороший человек. И ему было сложно уйти от вас.
— Что?
Черт возьми. Он только что…
— Чувак, ты читаешь мои мысли?
Крисиз постучал пальцем по виску.
— У тебя есть свой дар, а у меня свой.
О.Боже. Мой.
Недолго думая, я резко хватаю его за руку.
— Ты такой же, как я? — взволнованно шепчу я.
Раздраженный, Крисиз вырывается из моей хватки, но не отстраняется.
— Нет. Вернее, не совсем.
— Но ты особенный. Вот почему я смогла сначала прочитать тебя, а потом нет. Ты блокировал меня.
Он кивает.
— Поскольку я наполовину человек, я могу проецировать мысли и эмоции по своему желанию. Я также могу отключить их.
— Наполовину человек. Твою ма…черт! А на другую половину ты кто?
Он закатывает глаза от моего энтузиазма и тяжело выдыхает.
— Ангел. Я — Нефилим.
ОБожеМойОБожеМойОБожеМой.
— Ты наполовину ангел…О Боже. Ты серьезно?
Раздраженно выдохнув, он разворачивается и продолжает идти.
— Погоди, а разве Нефилимы не должны быть подобно гигантам из Библии?
— Не стоит тебе говорить, — ворчит он. Проходит несколько долгих минут, прежде чем Крисиз вздыхает и произносит: — Это метафора. Да, я сильнее обычного человека. Говорят, мы наделены разными способностями. Ангельская черта проявляется в каждом Нефилиме по-разному.
— И твой дар — чтение мыслей?
— Среди прочего.
— Что ты еще можешь?
— Отвяжись.
— А Альянс в курсе?
— Ага.
— Твой отец ангел? Или мать? Ты часто с ними встречаешься?
— Серьезно, завязывай с вопросами. Я пытаюсь уважать дом Божий, но поверь, я уже дюжину раз мысленно придушил тебя.
— Ты точно ведешь
