Два вопроса возникают наиболее часто, словно запись, поставленная на повтор:
Почему ей вернули пульт?
Почему именно теперь?
12
Гвенди никогда никому не рассказывала о пульте управления. Ни мужу, ни родителям, ни психологу, к которому ходила дважды в неделю на протяжении полугода, лет десять назад.
Когда-то пульт управления занимал все ее мысли, она была одержима заключенной в нем силой и тайной, но с тех пор прошло много лет. Теперь ее воспоминания о пульте похожи на разрозненные обрывки сна, который часто снился ей в детстве, а теперь почти позабылся, затерявшись в бесконечном лабиринте взрослой жизни. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.
Конечно, она не раз вспоминала о нем за пятнадцать лет, миновавших с тех пор, как он исчез из ее жизни, но – она поняла это только теперь, буквально час назад – совсем не так часто, как, по идее, должна была бы вспоминать, с учетом той роли, которую пульт сыграл в ее детстве и юности.
Теперь, уже задним числом, она понимает, что были недели и даже месяцы, когда она ни разу не вспоминала о пульте, а потом – бац – по телевизору передавали сюжет новостей о какой-то загадочной, вроде бы природной катастрофе, произошедшей в какой-то далекой стране, и Гвенди тут же представлялось, как кто-то сидит в машине или дома, за кухонным столом, и держит палец на красной кнопке.
Или она натыкалась в Сети на заметку о человеке, нашедшем клад у себя во дворе, и кликала на ссылку, чтобы проверить, не было ли в этом кладе Моргановских серебряных долларов 1891 года выпуска.
И бывали еще неприятные моменты – к счастью, достаточно редко, – когда по радио или по телевизору шла передача о массовом самоубийстве сектантов из общины Джонстаун в Гайане и Гвенди случайно ее заставала. Когда это происходило, ее сердце замирало и отзывалось мучительной болью, и Гвенди на несколько дней погружалась в черную дыру депрессии.
И, конечно же, стоит вспомнить все те разы, когда ей на глаза попадалась аккуратная маленькая черная шляпа – на голове быстро идущего человека в толпе прохожих на людной улице или на столике уличного кафе, рядом с чашкой горячего кофе либо запотевшим стаканом холодного лимонада, – и она, разумеется, сразу же вспоминала мужчину в черном пиджаке. Она вспоминала о Ричарде Фаррисе и его черной шляпе гораздо чаще, чем обо всем остальном. Этот загадочный мистер Фаррис постоянно маячил на краешке ее сознания, всегда готовый занять ее мысли. Именно его голос она услышала у себя в голове, когда нашла пульт в кабинете, и именно его голос она слышит теперь, сидя в гостиной в своем арендованном доме: «Береги пульт, Гвенди. Он дарит подарки, но это маленькая компенсация за большую ответственность. И будь осторожна…»
13
И что же это за подарки, которые так охотно раздает пульт?
Хотя Гвенди не видела, как из него выдвигалась узенькая деревянная дощечка с серебряным долларом, она точно знает, откуда взялась монета у нее на столе. Монета, пульт; пульт, монета; все сходилось.
Значит ли это, что если сейчас потянуть за другой рычажок – тот, что слева, рядом с красной кнопкой, вспоминает Гвенди, как будто это было вчера, – пульт выдаст крошечную шоколадку? Может быть. А может быть, и нет. С этим пультом ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Еще тогда, пятнадцать лет назад, Гвенди не сомневалась, что он таит в себе много секретов, а теперь ее уверенность лишь укрепилась.
Она легонько касается рычажка самым кончиком пальца и вспоминает крошечные, не крупнее мармеладных драже, шоколадки в виде зверюшек, восхитительно сладкие и всегда разные. Она вспоминает свою самую первую шоколадку, которую выдал ей пульт – на скамейке на Касл-Вью, под пристальным взглядом Ричарда Фарриса. Это был шоколадный кролик, и проработка деталей поражала воображение – шерстка, ушки, крошечные симпатичные глазки! Потом были котенок, белка и жираф. Дальше память подводит, но Гвенди помнит достаточно: съешь одну шоколадку – и больше тебе не захочется еще долго; ешь шоколадки регулярно – и изменишься, станешь сильнее, быстрее, умнее. Будешь буквально кипеть энергией и постоянно выигрывать – в любой игре. А еще шоколадки улучшают зрение и убирают прыщи. Хотя, возможно, прыщи прошли сами, когда миновал переходный возраст? Иногда трудно понять.
Гвенди опускает взгляд и вдруг с ужасом видит, что ее палец сдвинулся от рычажка на боковой стороне пульта к рядам разноцветных кнопок. Она отдергивает руку, словно сунула ее в осиное гнездо.
Но уже поздно – голос вернулся:
«Светло-зеленая кнопка: Азия. Темно-зеленая: Африка. Оранжевая: Европа. Желтая: Австралия. Синяя: Северная Америка. Фиолетовая: Южная Америка».
– А красная кнопка? – спрашивает Гвенди вслух.
«Все что захочешь, – отвечает ей голос. – И тебе обязательно что-то захочется, обладателю пульта всегда чего-то хочется».
Она трясет головой, пытаясь прогнать этот голос, но он еще не закончил.
«Кнопки нажимаются очень туго, – говорит Фаррис. – Придется жать большим пальцем и прилагать силу. Но это и к лучшему, уж поверь мне на слово. С ними не следует ошибаться, о нет. Особенно – с черной».
Черная кнопка… когда-то Гвенди называла ее Раковой кнопкой. При одном только воспоминании ей становится не по себе.
Звонит телефон.
И во второй раз за сегодняшний день Гвенди едва не теряет сознание.
14
– Райан! Я так рада, что ты позвонил!
– Я пытался тебе дозвониться… дней, – говорит он, его голос на миг пропадает среди шумов. – Здесь совершенно кошмарная телефонная связь.
«Здесь» – это на маленьком острове Тимор в южной части Малайского архипелага. Он уехал туда в начале декабря вместе с журналистской бригадой «Таймс» для освещения гражданских беспорядков.
– У тебя все хорошо? – спрашивает Гвенди. – Там безопасно?
– У меня все хорошо. Правда, я воняю, как будто… две недели в хлеву.
Гвенди смеется. Слезы счастья текут у нее по щекам. Поднявшись с дивана, она ходит по комнате туда-сюда.
– Ты успеешь вернуться домой к Рождеству?
– Не знаю, милая. Я надеюсь, что да. Но… становится напряженно.
– Я понимаю. – Гвенди кивает. – Будем надеяться, ты ошибаешься, но я все понимаю.
– Как здоровье… – говорит он и опять пропадает.
– Что? Я тебя плохо слышу.
– Как здоровье твоей мамы?
Гвенди улыбается – и замирает.
Она смотрит на занавешенное окно в верхней части кухонной двери. Может, ей просто почудилось? Через пару секунд, когда она почти убедила себя, что ей действительно показалось, за окном снова мелькает тень. На веранде кто-то есть.
– …меня слышишь? – говорит Райан, испугав Гвенди.
– У нее все