– Кто коньяк будет? – Он у меня всегда с собой. Надо срочно релаксация.

– Я буду. – Герда решительно протянула здоровую руку.

– И я… – Инга как всегда поддержала любимую.

– Мистер, мне просто необходима огненная вода… – скромно проговорил Томас.

Вот и ладушки, коньяк хотят, значит, жить будут.

Попетляв по протокам, мы мягко ткнулись в берег. Команду раскручиваться я уже дал, и мы слышали рокот вертолетного мотора, но сзади и сбоку нарастал еще далекий, но уже четко слышимый рев лодочных моторов.

– Томас, бери мою снайперку, рюкзак – и к вертолету. Герда, за ним. Бегом!

Я подхватил на спину Ингу и тяжело побежал к вертолету. Хрен с лодкой, жизнь дороже. Не добежав до машины метров пятнадцать, упал. Инга навалилась сверху. Черт, рассек скулу камнем. Чьи-то руки сняли с меня Ингу. Я повернул голову, вставая, и увидел, что ее тащит в вертолет второй пилот. Спасибо, друг.

Вертолет медленно поднимался. Мне казалось – очень медленно. Второй пилот рыскал стволом «Минигана» по джунглям и матерился по-польски. «Хьюи» накренился, ложась на курс, поляк заорал и вывернул пулемет вниз, начали раскручиваться блоки стволов, но его вдруг оторвало от пулемета и бросило на переборку. По ней расплылось пятно крови. Пули мерно и гулко грохотали по вертолету, пилот еще раз бросил машину в сторону, меня рвануло за бедро и за бок, во рту сразу стало сухо, наплыла тошнота и помутилось в глазах. Скрючившись от боли, я увидел, как Томас полез к двери, выглянул и выставил пулемет, собираясь стрелять, но у него взорвалась ошметками камуфляжа и красными кусками грудь. М-мать… Пули наконец перестали попадать в вертолет, я посмотрел на девушек. Герда и Инга вцепились в привязные ремни и смотрели на меня огромными глазами на белых лицах, руки у обеих одновременно потянулись к застежкам ремней. Я поднял руку, останавливая их. Чем они мне помогут, инвалиды? Глянул на ногу. Чуть выше колена вырвало кусок штанины и разорвало кожу с мышцами. Не смертельно, но болит, как кипящего свинца налили. Снял с приклада жгут и перетянул ногу. Разрезал штанину, наложил на рану подушечки и замотал бинтом. Резанула острая боль, где-то под рукой, и я опять опрокинулся на пол. Да что же такое? Засунул руку под куртку, отчего-то мокрую, нащупал рану и чуть не потерял сознание от боли, два пальца провалились в дыру. Суки… чем это они меня… разорвал следующий пакет, размотал его, соорудил пучок бинтов и просто положил под мышку, прижав рукой.

На лежащего рядом мертвого Томаса старался не смотреть. Второй пилот вывалился из вертолета и сейчас болтался под нами на страховочных ремнях. Я ясно видел, как они при поворотах вертолета ерзают по порожку. Твою мать… все же хорошо шло. Как же мерзко я себя чувствую. Самих поранило, это ладно, сознательно шли, остальные при чем…

– Целы? – поинтересовался у девушек. Сам видел, что они не пострадали, спрашивал для личного успокоения.

Обе кивнули утвердительно. Я, стараясь не тревожить ногу и прижимая к себе руку, полез в кабину пилота. Двигатель мерно гудел, лопасти со свистом резали воздух. Вроде не подбили – не дымим и не падаем. Втащил себя на место второго пилота, лобовое стекло было расхлестано, кабину наполнял горячий ветер. Ричард не смотрел на меня, он уставился вперед, все лицо у него было залито кровью, со лба свисали красные лохмотья, закрывая левый глаз.

– Что с Яцеком, сэр?

– Нету Яцека… не шевелись. Лоб перевяжу.

Балансируя на здоровой ноге, кое-как прилепил лоскут кожи ко лбу и перевязал голову. У него еще под глазом, в скуле, торчал здоровый кусок стекла, но его я вытаскивать не стал. Кровь по щеке уже не текла.

– Вести вертолет можешь? – я, матерясь от боли, опять уселся в кресло.

– Да, сэр. Могу, сэр. Вертолет в норме, сэр. Почти, сэр, – от волнения или от шока Ричард перешел на уставной язык.

Я достал флягу и протянул ее пилоту. Он отхлебнул, зашипел от боли и вернул.

– Яцек у меня здесь уже третий второй пилот. Были Джонни и Том. А я все целый. Не совсем целый, но живой. Как считаете, сэр, пора, наверное, завязывать с этим делом? – Ричард сидел неподвижно, как окаменевший, только рука легонько манипулировала ручкой управления.

– Завязывай, Ричард.

Что я могу ему еще сказать? Это его третий пилот, а он жив. Везение штука переменчивая, летчики в России, если оставались живы, после третьего летного происшествия списывались на землю. По собственному желанию. Точно знаю.

Посидев немного на месте второго пилота, перелез в грузовой отсек. Попытался было затащить поляка на борт, но одной рукой не смог, а вторая не слушалась. Привалился к переборке рядом со своими женщинами.

– Держитесь, девочки?

– Коньяку дай… – устало буркнула Герда.

– Ага… – поддакнула Инга.

Мы сидели и пили за Томаса, вытащившего нас из мясорубки, пили за совсем неизвестного нам поляка Яцека, не побоявшегося выскочить из вертолета мне на подмогу, пили за Ричарда, похожего теперь на Фредди Крюгера, а не на Фредди Меркюри. Вертолет начал рыскать и проваливаться, запахло дымом, а Ричард орал нам из пилотской кабины, что осталось еще немного и он обязательно доведет этот аппарат до Лимпо, и просил Ингу не переводить его в Петерсберг, потому что муж бросит, как только увидит его морду. Томас безмолвно лежал на полу, со спокойным выражением лица и сжимал в руках подаренный ему пулемет, а поляк за бортом, висел в страховочных ремнях, совершая свой последний полет.

Мы все-таки долетели. Вертолет, чадивший как паровоз, рухнул на посадочную площадку. К нам никто не спешил, потому что в вертолете разбило рацию, а наши рации диспетчерская почему-то не слышала. Я вылез из вертолета и уставился в сторону города. Больше никто ко мне не присоединился. Ричард потерял сознание, Инга и Герда не могли шевелиться, потому что у Инги нога стала похожа на слоновью, у Герды плечо опухло до подушечного размера, а еще они были пьяны, как портовые грузчики. Я стоял и смотрел, и, наконец, увидел бегущих к нам от вышки людей.

Асгард. Дагомея. Лимпо.

32 год. 29 число. 7 месяц

Что было потом, я помню очень смутно. Нас везли в больницу, Инга и Герда матерились, как сапожники. Потом меня водрузили на операционный стол и вырубили наркозом, очнулся в больничной палате, со своими женщинами рядом. По левую сторону стояла кровать Инги и она сама с ногой в гипсе, по правую – койка с Гердой. Этой заковали в гипс и шею, и плечо. Она сползла с кровати и крепко меня поцеловала, два раза. Один раз за Ингу. Та сползти не могла, костыли еще не принесли.

Чувствовал себя