Но как, черт возьми, мне хочется, чтобы это не оказалось правдой.
— Ник? — Шепчу я, чуть отстранившись от его груди, чтобы видеть его глаза.
— М-м? — Он тянется к моему лицу и убирает выбившуюся прядь мне за ухо.
Внутри все сводит, но это приятная судорога.
— Как думаешь, Макс мог так поступить?
Он резко отводит глаза в сторону и сглатывает. Я вновь ощущаю напряжение, пробежавшее по его мышцам. Когда он возвращает ко мне взгляд, я понимаю — мог. По крайней мере, Ник так думает. А у него есть все основания оказаться правым, он же знает его лучше, чем я. А раз так, сможет ответить и на другой вопрос:
— Но почему?
— Потому что он придурок. — Цедит Ник, сквозь сжатую челюсть. На глаза вновь наворачиваются слезы. Я чувствую себя преданной. — Аня, не нужно. — Он ласково вытирает слезинку. — Не принимай все близко сердцу. Поверь, больше чем вернуться и оторвать Диме все пальцы по одному, мне хочется найти Макса и сломать ему челюсть. Но он всегда был таким идиотом! Дело не в тебе. Не думаю, что он намеренно хотел сделать тебе больно. Что, конечно, не оправдывает его ни капли. — Ник вздыхает. — Я так привык защищать его, что даже сейчас это делаю. Я не буду ничего говорить, только не плачь.
Он прижимается губами к моему виску. По телу разливается тепло. Слезы высыхают, оставив на щеке соленый след.
— Поехали домой? — Шепчет Ник, мне на ухо.
Я представляю, что сейчас мне предстоит встретиться лицом к Максу и испытываю ужас. Я еще не готова взглянуть ему в глаза и не расплакаться. Возможно, я не считала его своим родным братом, но он определенно успел стать близким человеком. Именно поэтому мне так больно.
— Я не хочу домой.
— Ладно. Как ты себя чувствуешь?
Мы по-прежнему стоим обнявшись. Уже не так крепко, как изначально, но вполне тесно. Я хватаюсь за ощущение нашей близости, чтобы не думать о сегодняшнем вечере. Я думаю о том, как мне уютно в объятиях Ника, а не о том, что меня едва не изнасиловали. Я думаю о том, как впитываю его тепло своим телом, а не о том, что меня предали и продали. Я думаю о Нике, я не думаю больше ни о чем. Я не хочу больше ни о чем думать.
— Все хорошо, — шепчу я.
— Тогда, покатаемся? Меня всегда успокаивала езда. — Он криво улыбается. Хочу поцеловать его. — А мне сейчас нужно успокоение не меньше, чем тебе. Господи, — повышает он тон, — не представляешь, как я хочу вернуться и…
— Поехали. — Перебиваю я его.
Он долго смотрит на меня, затем кивает.
Я не хочу больше ни о чем думать.
9.3
Ник ведет машину медленно и очень аккуратно. Под мерное мурлыканье двигателя я засыпаю. Мне снятся яркие, но тревожные сны. Я словно попала в разноцветную паутину. И, не смотря на то, что она красивая и пестрая, она оплетает мое тело и сдавливает грудную клетку так, что мне становится страшно. Хочется выпрыгнуть из своего тела, оставить его в этой паутине, а самой сбежать. Дышать все сложнее — нити, уже превратившиеся в канаты, не дают сделать вдох. И когда я мысленно понимаю, что в скором будущем меня ждет погибель, сознание выныривает из сна.
Вскакиваю прямо на сидении машины, едва не ударившись головой о потолок. Дышу тяжело, будто я только что совершила погружение на дно океана без гидрокостюма и маски. Ника рядом нет, машина стоит на заправке, мое сидение разложено. Наверно, это сделал он. Я точно помню, что когда засыпала, то не раскладывала ничего, а просто свернулась клубочком. У меня начинают потеть ладони, когда я представляю, как Ник тянется через меня, опускает мое кресло, чтобы мне удобнее было спать, и, возможно, гладит по волосам или даже целует.
Да, мне хотелось бы, чтобы это так и было. Жаль, я отключилась так сильно, что не чувствовала ничего.
Через стекло я вижу в магазине Ника: он ходит между рядами, что-то выбирает, затем подходит к кассе. Девушка в оранжевой кепке с эмблемой самой заправки вежливо (или даже кокетливо) ему улыбается, убирая покупки в пакет. Ровно один укол ревности получает мое сердце. Но этого хватает, чтобы поднапрячь свое зрение и начать отыскивать изъяны во внешности девушки.
Никита выходит быстро, ни на секунду не задержавшись на кассе (три «ха», дамочка), убирает раздаточный пистолет на место и садится в машину. Когда он видит, что я не сплю, а очень даже внимательно наблюдаю за ним, его брови слегка подлетают.
— О, ты уже не спишь? — Ник кладет пакет себе на колени, заводит двигатель и выезжает с заправки.
Я смотрю в окно и совершенно не понимаю: где мы, как далеко уехали и куда едем.
— Да. Как долго я спала?
— Около часа. — Он пожимает плечами.
— Ого! — Восклицаю я. — Мне казалось, всего пару минут.
— Ты спала очень крепко. Надеюсь, это пошло тебе на пользу. — Ник украдкой поглядывает на меня.
Киваю. Это определенно пошло мне на пользу. Я почти не чувствую тошноты и слабости. И даже былая зоркость вернулась ко мне. Давящего страха я не ощущаю так же. У меня еще немного болезненно сжимается желудок, при воспоминании о Диме, но это терпеть можно. Единственное, что терпеть трудно — ноющую боль при мысли о Максе. Поэтому я беспощадно выгоняю все эти мысли о нем из своей головы.
— Я подумал, что ты захочешь кушать, когда проснешься, — начинает Ник заботливым голосом, — но не знал, что именно ты будешь. Поэтому, купил шоколадку, если захочется сладкого. Кислые конфеты — если тошнота еще не прошла. Если захочешь чего-нибудь более основательного, там есть гамбургеры.
— Спасибо. — Я улыбаюсь, как дурочка.
Это всего лишь шоколадка, конфеты и гамбургер, а мне так приятно, будто я только что получила в подарок одно из дорогущих колец или даже машину. Хотя, получить еду от Ника — намного приятнее, цацок от других.
— Бери, что хочешь. — Он перекладывает пакет мне на колени. — Сзади бар — кола, сок апельсиновый, минералка и вода без газа. Я купил их немного раньше. Если захочешь что-то еще, скажи.
— Ох, выбор итак лучше, чем можно желать. Спасибо.
Я смотрю в пакет, в нем действительно все, что перечислил Ник: два гамбургера в бумажной упаковке, пачка кислого skittles, шоколадка с орехами. А так же в пакете пачка влажных салфеток и мятная жвачка.
Как только я думаю, что мне выбрать съесть: гамбургер или шоколадку — рот наполняется слюной, желудок издает такой громкий
