Гайя невольно зажала рот рукой — теперь она явственно поняла причину откровений Кэма и его странное поведение. Она вспомнила, как он в свое время небрежно упомянул, что яд скорпионов не особо повредил ему, когда они жалили его, валяющегося в пустыне израненным и без сознания, и что это дало ему особое положение среди суеверных кочевников — отношение как к «повелителю скорпионов», почему они и подобрали его, возились и выхаживали.
— Я тебе сейчас нужна?
— Ты мне всегда нужна, трибун Флавия, — совершенно серьезно ответил префект. — Но в данный момент не востребована. Не ожидал, что так легко справимся с допросами. Это все же твой конек. Но, как видишь, в твое отсутствие неожиданно открылся еще один талант у Тараниса. И еще тут парочка офицеров, выученики Друза, хорошо умеют разговорить даже самых упрямых.
Гайя представила, как это может происходить, и внутренне содрогнулась — она и сама была безжалостна к врагу, даже поверженному, но сейчас увидела выражение отвращения, мелькнувшее даже в видавших виды глазах префекта.
— Я тогда тренировку с молодыми проведу, раз уж у меня сегодня самые свежие силы среди остальных.
— Именно. Буду рад. Во-первых, ты хорошо обучаешь, а то некоторые наши офицеры сами превосходные бойцы, но знаешь, не в обиду им, как собаки… Все понимают, все умеют, но вот объяснить не могут.
Она рассмеялась:
— А я люблю собак. И они меня.
— Ты себя не равняй. Ты и дождь вроде останавливаешь.
— Если бы я была столь всемогуща, я бы изничтожила бы всю погань на корню.
— И что же ты тогда делала бы, воительница моя? — усмехнулся префект.
Она пожала плечами — вопрос застал врасплох, Гайя никогда не задумывалась, а что бы она делала, прекратись во всей Ойкумене литься кровь и стань ненужными солдаты, защищающие своей грудью мирных граждан Римской империи, чтобы они как раз и занимались тем, чем хотели. Ходили в театры, ваяли статуи, да просто детей рожали.
— Трудно сказать, чем именно. В жизни так много интересного. В детстве я мечтала стать танцовщицей. У меня вроде получалось…
— Ты же древней фамилии! — префект невольно плюхнулся на табурет, с которого встал, провожая ее к выходу.
— Вот, — грустно вздохнула она и тряхнула волосами. — Так мне все детство и юность объясняли. Нельзя то, нельзя это. И не потому, что плохо, а потому что я девушка и из благородной фамилии. Знаешь, я тебе бесконечно благодарна!
— За что это?
— А ты мне никогда не говорил, что нельзя лазать по деревьям, драться и ползать по калюжам. Ладно, я пошла гонять зеленых. Но сначала забегу к Рените, ребят проведаю.
Она бегом понеслась в сторону возвышающейся над лагерем аквилы со змеей Эскулапа. Ренита встретила ее осунувшейся, и это было особенно заметно с учетом ее состояния — в отличие от Юлии, расцветшей во время беременности, несмотря на огромный раздутый живот, в котором, как она шутила, вынашивается не двойня, а целая декурия для Рагнара, Рениту ожидание материнства не украсило.
И без того невзрачная, она стала снова кутаться в бесформенные плащи, стесняясь небольшого еще живота, а ее волосы утратили живой блеск, и Ренита снова стала их туго заплетать в гладкий пучок на затылке, норовя прикрыть платком, за который ей уже несколько раз попадало от префекта и дежурных офицеров, утверждавших, что военврач не должен походить на беременную торговку рыбой. Ренита обиделась — потому что она, хоть и не торговала рыбой, но была беременна, и расплакалась прямо посредине плаца. Хорошо, рядом оказался Друз, который за прошедшее время сменил свое подозрительное отношение к ней, и увел рыдающую женщину на ее место:
— Смотри, у тебя уже и нос распух от слез… Давай-ка завязывай с рыданиями. Платок там, не платок, но вот заливаться слезами точно не к лицу спекулаторию…
— Нос и так распух, — сквозь слезы проговорила Ренита. — И Таранису теперь противно ко мне подходить…
— Глупости какие, — ответил Друз, оглядываясь в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы дать ей вытереть слезы, но все куски полотна были так тщательно сложены и скатаны, разложены по полкам и корзинкам, что он не решился что-либо трогать в санитарной палатке и вытер ей слезы тыльной стороной руки.
— Он не заходит ко мне… И даже в своей палатке мы редко встречаемся…
— Погоди. Ты вот сейчас можешь со мной пойти в город? Например, посмотреть «Лягушек» Аристофана?
— Я? — она посмотрела на него круглыми и сразу же высохшими глазами. — С головой не дружишь? У меня трое сейчас придут на перевязки, надо приготовить порцию мази от ушибов и еще сделать массаж Ливию из второй декурии, это тот, который растянул плечо на днях на тренировке.
— Остановись, — прервал ее Друз, который совершенно не собирался выслушивать подробные диагнозы всей когорты. — Я лишь хотел тебе показать, что и у Тараниса может быть много дел. Я прекрасно знаю, где вы с ним познакомились. И я не считаю, что лудус был таким уж приятным местом для вас обоих. Но согласись, что там жизнь была все же монотоннее и обязанностей меньше. В особенности у него. Ешь, спи и тренируйся до потери пульса. Я не говорю об арене. Только о повседневной жизни. А здесь нет повседневной жизни. Здесь всегда опасность, всегда возможна вылазка врага. И мы все вместе должны делать все, чтобы задавить эту гадость в зародыше.
— Понимаю, — кивнула Ренита. — Вижу все это. Причем еще и с самой плохой стороны.
Она кивнула на груду полотна, которое собиралась на досуге порвать на очередные бинты.
— Вот. Ты же умница. Тогда о чем слезы? Таранис тебя любит. Он всегда спрашивает о тебе. И ведь с тобой же он ласков, когда все же доходит до тебя, а ты при этом не на работе?
— Он так устает, что уже не до ласк. И мне кажется, он… — Ренита едва не ляпнула Друзу о том, что Таранис некоторое время назад цеплялся к Дарию, ревнуя к ней, и даже как-то намекнул, что уверен, будто ребенок, которого она носит, принадлежит Дарию. И, хотя Таранис заверил ее, что сдержит свое слово и пирмет ребенка безоговорочно, царапина на душе у женщины осталась. А теперь и вовсе, когда заговорщики снова попытались поднять голову, а Гайе вместо отдыха пришлось ввязаться в новую спецоперацию, Таранис почти перестал с ней видеться.
— Ренита, ты взрослый человек, врач. Что тебе может казаться?! Ты должна верить фактам. Вот как я. И учи, привычка
