Мне было непонятно, откуда столько злости. Неужели жажда наживы может толкнуть человека на убийство? Та троица прельстилась на дорогой автомобиль? Неужели цена жизни — автомобиль и немного налички?

Ноги уже гудят, в голове — хаос и сумбур. Я обессилено приваливаюсь к стене, повторяя, как мантру:

«Я не могу его потерять. Не могу. Только не так. Только не сейчас…»

Пожалуйста…

Что отдать взамен, чтобы спасти жизнь любимому человеку? Где дьявол прячет договор на продажу души? Я бы, не раздумывая, подписала её сейчас кровью…

Наконец, раздались лёгкие шаги. Я метнулась к доктору, вцепившись в его руки.

— Доктор, как он?

— Операция прошла успешно. Владимир всё ещё находится в достаточно тяжёлом состоянии. Кровопотеря была сильной. Но жить он, несомненно, будет. Мы перевели его в реанимационное отделение.

— Он пришёл в себя?

— Наркоз ещё действует, — доктор посмотрел на меня. — Отправляйтесь отдыхать. Завтра утром…

— Нет. Я останусь здесь, — упрямо мотнула я головой.

— Вам нужно отдохнуть.

— Я не устала. Я подожду.

Доктор пожал плечами и развернулся. Я забралась на диван и приготовилась ждать. Минуты тянулись бесконечно долго, складываясь в часы. Мне казалось, что я уже полжизни сижу здесь бесплотной тенью, а прошла всего одна ночь.

Коридоры больницы ожили, наполнившись медицинским персоналом.

Меня огорошили новостью: Володя ещё не пришёл в сознание. Но состояние стабильное. Надо ждать…

Я разрывалась на две части. Мне нужно было навещать сына, мне нужно было находиться здесь, в больнице, где без сознания лежал любимый мужчина. Сердце разрывалось в клочья.

Мне пообещали сообщить обо всех изменениях в состоянии Володи, я поехала к Илюше, понимая, что по полдня буду проводить у него, а потом мчаться к Володе, в надежде, что ему стало легче.

— А где папа? — спросил Илюша, посмотрев на меня взглядом один-в-один как у Володи.

— Папа спит. Он сильно устал вчера, — ответила я, глотая слёзы. — Но он обязательно проснётся и придёт к нам…

Два дня не принесли никаких изменений. Почти никаких…

Я позвонила Стасу, не выдержав натиска последних событий. Брат сразу же пообещал прилететь.

Мне пришлось позвонить и родителям Володи. Мне не хочется даже мысленно воспроизводить повторно все визгливые оскорбления матери Володи, самое лестное из которых — меркантильная шлюха…

На третий день я стояла в коридоре больницы Ильи, когда мне позвонили и сказали, что Володя пришёл в себя. Я развернулась и выбежала из больницы, поймав такси.

Я спешила со всех ног. Доктор сказал, что в сознание Володя пришёл ещё ночью, но они не стали звонить в ночное время. Сейчас Володю перевели в отдельную палату. Опасность для жизни миновала, но он всё ещё был слаб.

— Мне можно его увидеть?

— Многовато посетителей для одного дня, — нахмурился врач. — Родители тоже хотят побывать у него.

Я умоляюще взглянула на доктора.

— Не смотрите на меня такими глазами, иначе я сам разрыдаюсь… Ладно. К тому же он только о вас и спрашивал у всех. Идите к палате двести семнадцать, я скоро подойду и запущу вас. Пять минут, не больше. Владимиру нужен покой.

— Спасибо!

Я подскочила и вихрем пронеслась по коридорам больницы, изо всех сил спеша к любимому. Уже у дверей палаты поняла, что придётся столкнуться с четой Русаковых.

По крайней мере, с его матерью. Она сидела и утирала слёзы бумажной салфеткой. Я поравнялась с ней. Она внезапно и очень резво для своего возраста вскочила, бросившись ко мне.

— Ведьма блядливая! Одного сына из-за тебя схоронила, а ты ещё и второго в могилу свести хочешь! — прошипела она, едва не царапая моё лицо.

Я опешила на мгновение от её напора. А потом между нами вклинился третий, протрубив знакомым родным голосом:

— Поосторожнее. Ногти не обломайте!

Мой брат обнял меня, приподняв.

— Стас! Ты приехал!

— Конечно, приехал, мелкая! Кто-то же должен за тобой приглядывать, пока твой защитник бока отлёживает в больнице!

Стас поцеловал меня в обе щеки и поставил, продолжая обнимать.

— Не плачь, Ян. Володя — мужик крепкий, он обязательно поправится. Он уже пришёл в себя?

— Пришёл! — язвительно отозвалась мама Володи. — И бредит этой… прошмандовкой! Приворожила, наверное, если он ничего слышать не хочет, а только спрашивает, как там Янина.

Стас резко повернулся к матери Володи и переставил её подальше, как игрушечную.

— Вы бы за языком следили. Владимир несколько лет добивался внимания Янины. У них общий сын. А если вы не знаете, чем живёт и чего хочет ваш сын, это минус вам, как матери. И вы не на трибуне, поосторожнее руками размахивайте. Не то придётся вам хенде хох устраивать, фрау!

Мама Володи опешила от грубовато-наглого обращения и прикусила язык.

— Стас! Она же пожилая женщина!

— Тем более! — не сбавляя громкости, ответил Стас. — Мудрость к этому возрасту обычно появляется, доброта. Но видимо, не у всех. У некоторых окончательно всё человеческое атрофируется.

— Янина Русакова? — позвал врач.

— Да, я здесь, — выглянула я из-за плеча брата.

— Пойдёмте…

Врач приглашающе махнул рукой.

— Я — мать. Я хочу видеть своего сына! — взвилась с места мама Володи.

— Увидите. Но не сегодня, — отрезал врач. — Сегодня я запущу только одного человека, самого близкого. Владимир звал свою будущую жену, Янину. Вы сможете увидеться с сыном завтра.

Я прошмыгнула в открывшуюся дверь, подбежав к кровати. Володя полулежал на подушках. Лицо осунулось и побледнело, на щеках и подбородке, всегда гладко выбритых, была небрежная щетина.

— Пять минут, — напомнил врач и вышел.

Володя поманил меня к себе рукой. На кисти был закреплён катетер. Я всхлипнула и обняла Володю, стараясь быть осторожной, но Володя сдавил меня до хруста, застонав.

— Тебе нельзя так…

— Мне без тебя нельзя, а так — можно, — отозвался Володя, откинувшись обратно на подушку.

Я погладила кончиками пальцев лицо любимого и поцеловала.

— Вот теперь я чувствую, что меня лечат, — пошутил он, но голос был всё ещё слабым. — Как Илья?

— Хорошо. Спрашивал про тебя. Я сказала, что ты спал…

— Не плачь, — улыбнулся Володя. — Я уже проснулся. Выспался на три года вперёд… Жду, когда меня выпустят. Хочу увидеть сына и обнять вас двоих…

— Обязательно обнимешь, как только поправишься.

— Теперь у меня есть заслуженные боевые ранения. Будешь любить меня со шрамами и без селезёнки?

— В любом состоянии, — всхлипнула я, целуя лицо Володи. Колкая щетина щекотала губы.

— Мне нужно побриться, да? Никогда не ходил таким неопрятным…

— Поправляйся. Врач дал нам всего пять минут, но завтра я приведу тебя в порядок.

Владимир кивнул в сторону коридора.

— Кажется, твой брат поставил на место мою маму?

Я смутилась.

— Ты всё слышал?

— Конечно, — усмехнулся Володя. — Голос твоего брата трудно не услышать…

— Я не хотела, чтобы ты из-за меня ссорился с родителями.

— Не рассоришь, маленькая. Им придётся принять тебя и мой выбор. А кое-кому придётся поджать свой длинный язык. Не позволю никому обижать тебя. Ни-ко-му.