Если посудить, он знает о внутренней жизни Союза земель больше всех остальных, исключая, пожалуй, лорда Кервена, которому представляет докладные записки. Вот только эта кипучая жизнь для Дейна Данари – всего лишь столбики цифр и ровные убористые строки отчетов, не более того. Разве что родные земли – исключение. Их-то он знает вдоль и поперек, знает и тамошних жителей, и всегда, когда обсчитывает полученные от брата данные, представляет родных, придворных, простых крестьян…
Встряхнув головой, Дейн отгоняет мысли о доме и сосредотачивается на текущем деле: опаздывать нельзя. Еженедельное заседание Совета, ничего срочного и сверхважного, но появиться на нем необходимо. Оправданием отсутствию может послужить только смерть, война либо пребывание в своих владениях, но до этого благословенного времени – отъезда, разумеется, не войны, – еще несколько месяцев. Иногда Дейну даже жаль, что у него настолько хорошие управляющие, да и родственники заняты делом, иначе появился бы повод наведываться домой почаще… А так – все идет своим чередом, в порядке, отлаженном еще прадедом Дейна, люди в целом довольны (во всяком случае, об открытых бунтах сведений нет), налоги поступают вовремя и в полном объеме, так что же делать лорду Восточных земель в родовом замке? Нет, не стоит отпускать его с глаз долой, это чревато: как знать, с кем он вступит в сношение, не подготовит ли заговор…
Так думали те, кто много лет назад создал Союз и Совет земель, Совет четырех, как его еще иногда называют. Все верно: прежде состав был куда более многочисленным, но теперь осталось лишь четверо владетельных лордов. Нет больше тех, кто мог бы сравниться с ними знатностью рода и обширностью владений. Одни сгинули в войне, другие склонились перед могущественным соседом и передали свои голоса в Совете новому господину… Это было слишком давно – Дейн тогда еще не родился. Что там, Совет был четверкой уже на памяти его деда!
Однако и теперь, как века назад, все идет по раз и навсегда заведенному обыкновению. Место в Совете передается по наследству, это неукоснительно соблюдаемый обычай. И вряд ли кто-то знает, как сильно нынешний лорд Восточных земель сожалеет о том, что появился на свет раньше двух своих братьев… Тем можно оставаться дома, делать что угодно: один идет по его стопам, занимается кое-какими исследованиями, и небезуспешно; другой живет обычной жизнью, любит охоту, лошадей и собак, красивых девушек, конечно же, а помимо того, держит в узде арендаторов и землевладельцев, предводительствует отрядом воинов, способен оборонить родовой замок. Лорд Данари завидует им обоим.
С другой стороны, поменяться местами с кем-то из них значило бы сделать их несчастными, не так ли? Дейн далек от мысли, что приносит себя в жертву, но и братьями жертвовать не хочет. Он любит свою семью и сожалеет лишь о том, что кому-то из племянников предстоит занять его место: вряд ли у него самого когда-нибудь появится сын. Во всяком случае, он искренне на это надеется. Жизнь в столице – совсем не то, что хочется подарить наследнику…
Хотя как знать? Это у Дейна нет склонности к придворным интригам, а сын может уродиться совершенно другим. Проверять, однако, желания нет. Правда, если король прикажет, жениться придется, но пока ничто не предвещает: сказано ведь, у Дейна есть младшие братья и племянники, поэтому, случись что с нынешним лордом Восточных земель, найдется, кому занять его место.
Молчаливые слуги помогают одеться: белоснежный китель, церемониальный плащ – только и смотри, чтобы не зацепиться им за что-нибудь! – начищенные до зеркального блеска сапоги. Драгоценности, конечно. Много, как положено лорду: на руках и на кителе, на пряжках, застежках, и на сапогах тоже. Хорошо еще волосы коротко подстрижены, не то куафер и на голову бы пристроил какую-нибудь блестящую штуковину!
Из зеркала на Дейна смотрит придворный щеголь: идеальная прическа, золотистая шевелюра уложена волосок к волоску, пятен от реактивов на пальцах не видно под тонкой тканью перчаток. Только под глазами тени – следы бессонной ночи за работой, но вряд ли на это кто-то обратит внимание. А если и обратит, решит, что собеседник предавался неуемному разврату, как это принято у столичных повес. Конечно, другие лорды так не подумают, но во дворце хватает народу…
Никто, правда, не может свидетельствовать о том, будто встречал лорда Восточных земель в каком-нибудь из известных заведений для избранных, но он ведь может оказаться мастером маскировки, не так ли? И совершенно точно умеет ходить потайными тропами, и, значит, для него открыты все портовые кабаки, а там не смотрят на лицо, только заглядывают в кошелек. Да и кто мешает заниматься всем этим за закрытыми дверями особняка? Может, лорд Данари просто не любит компанию, тем более в делах интимных?
Дейну иногда кажется, будто он читает подобные мысли в устремленных на него взглядах придворных. Снова воображение шалит, конечно же… а может, и нет. На затворников всегда обращают больше внимания, нежели на открытых кутил и развратников, поскольку последние просты и понятны, а чего ожидать от первых – совершенно неизвестно. А неизвестность может оказаться опасной: как знать, что замышляет лорд Данари? О чем думает, когда грезит наяву? Дейн уверен: если бы кто-то умел читать мысли, непременно покопался бы у него в голове и крайне разочаровался, наткнувшись на очередной неудобоваримый расчет или формулу, никак не желающую обрести вид, от которого не хочется немедленно швырнуть бумаги в огонь и начать работу заново!..
Зал Совета, как обычно, мрачен и неприютен. Это помещение будто нарочно создано для того, чтобы в нем не задерживались надолго: узкие высокие окна-бойницы, в которые почти не проникает солнечный свет, и камень, камень кругом… Оборону здесь можно держать долго – в этом Дейн не сомневается, благо сохранились свидетельства. И обстановка такая имеет смысл: чем меньше того, что может загореться, тем лучше.
Кресла лордов – неудобные, неподъемные, из тяжелого железного дерева. Не иначе сделаны такими специально, чтобы во время прений оппоненты не вздумали воспользоваться ими как метательными снарядами, хотя это все равно не поможет – они ведь все в той или иной
