Оставшиеся три с половиной месяца я проводил много времени с семьёй. Общался с жёнами, играл с Евой, мы ходили развлекаться и посетили все самые интересные и красочные места нижнего, среднего и даже верхнего Эммара, вход куда для абсолютного большинства жителей был закрыт.

По шесть часов в день я тратил на перевод трактатов. Специально для этого купил пустые книги с листами из высококачественной кожи и дорогие несмываемые алхимические цветные чернила. Я максимально аккуратным почерком, на какой только был способен, переписывал трактаты Оскара Джавакяна и цветными чернилами аккуратно и точно перерисовывал картинки, схемы и знаки, которые были в трактатах зарисованы.

Через два месяца Люция родила мне сына, которого я назвал Алекс.

Мы отпраздновали рождение сына в узком семейном кругу, после чего жизнь продолжилась в предыдущем ключе. С тем лишь исключением, что теперь мы гуляли по заведениям Эммара впятером.

Пришло время возвращать трактаты в центральный собор в столице Визалира. Я оставил жён с охраной, а сам рванул в Вилур.

Смешно, или даже абсурдно говорить, но добежал я туда за три дня. Погуляв несколько дней по столице, направился к собору.

Прошёл на территорию и положил обещанный мешок с трактатами, перевязанный золотым бантиком, у входа. Делал я всё медленно, просто прогуливаясь и получая удовольствие.

Как только трактаты были оставлены у входа, позади меня вышли десять вооружённых человек. Неспешно обернувшись, я осмотрел их. Справа и слева от меня вышли из своих укрытий ещё по десять человек. А потом и позади меня вышла очередная десятка. Все эти люди были одеты в разные доспехи и вооружены самым разным оружием, они явно не были солдатами. Образовавшийся квадрат из сорока одного человека со мной в центре окружили несколько сотен солдат. Все присутствующие наставляли на меня оружие.

Пройдясь по всем «оценкой», я узнал, что первые сорок окруживших меня являются иномирянами. Их уровни варьировались от сорок девятого до шестьдесят первого. По местным меркам они были очень сильны.

«Значит, церковники решили поступить так, как я и ожидал».

Я с улыбкой на лице встретил гостей, хотя, если подумать, гостем здесь был именно я.

Из храма вышел герцог Севелин в сопровождении невысокого эльфа в сером балахоне, а также десяток солдат в замысловатых доспехах.

— Сдавайся, Шмидт, тебе не сбежать! — обратился ко мне тот эльф.

— А похоже, что я куда-то бегу? — с улыбкой ответил я.

Эльф махнул на меня рукой, после чего один из солдат выбежал вперёд и надел на меня кандалы, покрытые плотной сеткой рунической вязи.

— Подожди Шмидт, не торопись, я уже устал. — обратился к пленнику дознаватель.

— Не-а. Вы попросили меня дать показания, вот я и даю. А успеваете вы тут всё записывать или нет, устаёте или нет, мне неинтересно.

Дознаватель службы инквизиторов по имени Лоренс сидел бледный. Он очень устал, потому что слушал показания Шмидта уже десять часов кряду.

Инквизитор помассировал виски, в попытке избавиться от головной боли и напряжения. В этот момент в камеру вошёл другой инквизитор и молча сел рядом с Лоренсом. Лоренс так же молча встал и ушёл, облегчённо вздохнув напоследок. Два секретаря, записывающих показания пленника, тоже сменились на новых.

По приказу патриарха был захвачен очень серьёзный преступник, посягнувший на безопасность Церкви Света и её тайны. Преступником был этот самый Денис Шмидт, который сейчас сидел за столом и обильно давал показания.

Шмидт был иномирянином, которого призвали около шести лет назад. Он штурмом взял замок герцога Севелина в тот момент, когда в замке проходила секретная операция по расшифровке трактатов Великого Оскара. Так как все трактаты, которыми владела Церковь, были собраны в одном месте, они все до единого были захвачены Шмидтом.

Но этот преступник совершил ошибку. Он зачем-то принёс клятву через Систему, в которой пообещал вернуть трактаты, по своей глупости назвав место и время. Естественно, что его уже ждали и без проблем задержали. Он, собственно, даже и не сопротивлялся своему аресту.

— А тебя как зовут? — спросил пленник очередного дознавателя.

— Арнольд.

— О! Я уже встречал человека с таким именем. В храме, в который меня призвали, тоже был Арнольд.

— Я знаю.

— Тот Арнольд, кстати, оказался сумасшедшим. Ну, второй Арнольд, я продолжаю, а ты слушай…

— Шмидт, тебя просили отвечать на конкретные вопросы, а не изливать душу.

— Какая мне разница, что вы там просили? Когда пришёл первый дознаватель, он потребовал рассказать всё с самого начала во всех подробностях. Я его дважды переспросил, уверен ли он, что нужно рассказывать именно всё и именно с самого начала, на что он дважды ответил положительно. Вот теперь и отдувайтесь за этого дебила.

Дознаватель по имени Даврон, который первым вошёл в камеру и начал допрашивать Дениса Шмидта уже был наказан. Пленник после первых минут общения с Давроном начал болтать без умолку, рассказывая всю свою жизнь во всех подробностях. Он подробно описывал события каждого дня, которые случились с ним за последние шесть лет. Рассказывал абсолютно всё: куда ходил, как тренировался, как с ним баронесса Седер изменяла своему мужу, как он развлекался с проститутками в борделе, как разрабатывал с гномом артефакты, как муштровал своих солдат, как подкупал чиновников, как ловил каких-то ядовитых лягушек в заброшенной богами долине, как наткнулся на каких-то незначительных бандитов на сельской дороге, как и почему вносил реформы в принадлежавшие ему ранее земли. Даже рассказывал, как и когда сходил в туалет, подробно описывая цвет и консистенцию.

В этом бесконечном раздражающем потоке информации довольно сложно было выловить важное и отсеять мусор.

На допрос всего одного человека пришлось подключить чуть ли не всю службу инквизиторов. Секретари записывали на листы показания пленника, которые он обильно давал, тратя в день по несколько сотен листов высококачественной бумаги. Секретарей приходилось менять каждые два часа, потому что больше времени быстрого записывания под диктовку рука у людей не выдерживала. Дознаватели, слушавшие показания, менялись каждые десять часов, потому что ровно столько можно было выдержать без сна, походов в туалет, еды и воды. Но это только то, что происходило в камере. За пределами камеры несколько десятков человек перечитывали листы с показаниями и составляли по ним отчёты, выбирая и переписывая важную информацию, оставляя мусор на первоисточниках. Всю службу дознавателей это выводило из себя. Кроме того, никто не понимал, как держится сам Шмидт, ведь он не просился в туалет, не спал, не ел и не пил, только болтал без умолку.

В первый день пытались пресечь словесный понос пленника, вот только у них ничего не вышло. Все, кто попытался хотя бы прикоснуться к Шмидту, размазывались по стене кровавой кляксой. Служба инквизиторов церкви лишилась пятерых специальных дознавателей, что было