Он настороженно пятится.
— Ты собираешься сделать это сейчас?
— У тебя есть идея получше?
— Мне… мне нужно что-нибудь взять с моей лодки?
— Нет, потому что у тебя ее и не будет, когда я отправлю тебя назад. Мне что, памятку написать?
— Постой… почему бы тебе просто не отправить меня назад во времени в тот момент, когда я бы смог… ну, не знаю, убить нашего врага или спасти Шару?
— Чего? Отправить тебя назад на недели, месяцы или годы? Послушай, я и так ломаю основы реальности этим мелким фокусом. Мне придется упаковать все эти выброшенные секунды во что-то вроде боковой временной петли, которая… Ладно. Сойдемся на том, что я не хочу заходить так далеко, лады?
Сигруд хмурится.
— Хорошо. Просто сделай уже то, что собираешься!
— Ладненько. Я такого никогда раньше не делала, так что ты можешь… увидеть некоторые вещи или заново их испытать.
— Какие вещи?
— Те, что уже случились. С этим не должно быть проблем. Они, скорее всего, будут из такого далекого прошлого, что даже ты не сможешь их изменить. Итак… — Ее глаза снова становятся затуманенными и серебристыми. — Держись.
Она протягивает руку, касается его лба, а потом… Все…
Расплывается.
* * *Сигруд побывал однажды в автомобильной аварии — давно, когда был оперативником. Континентский тайный агент выследил его и въехал на грузовике в автомобиль Сигруда, отчего тот покатился в реку, когда дрейлинг находился за рулем. Этот агент пытался убить Сигруда, но тот лишь вывихнул плечо — и отплатил за эту травму сторицей чуть позже.
Но тот момент он запомнил: мир завертелся вокруг него, гравитация утратила всякий смысл, свет и структура вселенной закружились по ту сторону треснувших стекол — и сейчас он испытывает нечто похожее, когда Мальвина Гогач искажает для него прошлое, выпихивая его из настоящего сквозь множество секунд на девять дней назад…
Перед Сигрудом проносятся образы — но, как и внешний мир во время автоаварии, они мутные и вертятся.
Он видит себя ребенком, юношей, плачущим узником Слондхейма. Снег и лед, руины Мирграда. Все здесь, все плавает в сумеречном прошлом, далеком, но неизменном. Он не может дотянуться до этих образов. Они вне досягаемости. Он знает, в глубине души, без слов, что они уже произошли.
«Мы дрейфуем по морю секунд, — думает он. — И нам никогда по-настоящему от них не освободиться».
Потом одна секунда как будто растягивается. Расплывается. И…
Вода. Туман. Женщина идет по причалу.
Сигруд тотчас же узнает эту секунду.
«Нет-нет, — думает он. — Нет, я не хочу это видеть».
Женщина подходит к мужчине, который рыбачит, сидя на краю.
«Не это. Только не это…»
Он пытается закрыть глаза, но не может.
Восемнадцать лет назад. После Мирграда, но до Вуртьястана. В дни, когда он впервые вернулся домой и встретился со своей семьей в Дрейлингской республике. Он увидел их впервые за более чем двадцать лет.
Он сидел на маленьком причале, держа в руках тонкую, хрупкую удочку; его леска дрейфовала в воде. На крючке была приманка, единственная сардина, но на самом деле он в ней не нуждался. Сигруд в действительности пришел сюда не ловить рыбу, а побыть в одиночестве. Он даже не принес ведро для улова.
Она подошла к нему со спины. Он не повернулся, но почувствовал запах масла в ее волосах и лошади, на которой она съехала вниз по склону. Она пахла не так, как много лет назад, и по какой-то причине это его ранило.
— Сигруд, — тихо сказала Хильд. — Как долго ты здесь пробыл?
Он посмотрел через плечо на жену. Он уже виделся с ней после возвращения, конечно, но каждая их встреча оказывалась неловкой и молчаливой. Они спали в разных кроватях и даже не упоминали о том, чтобы снова лечь в одну. Однако она все еще была красива. Чуть полнее и старше, со следами невзгод, но все же это оставалась та же самая женщина, которую он встретил на болотах много лет назад, когда ее синие глаза окружали морщинки сосредоточенности, а грязные пальцы сжимали лягушачью острогу с изяществом дирижера, который держит свою палочку. Охота на лягушек — искусство, и Хильд всегда была виртуозом.
— Некоторое время, — сказал он ей. И опять повернулся к воде. — Пока ничего не поймал.
Она подошла и встала у него за спиной, глядя сверху вниз.
— Ты рыбачишь уже четвертый день. Но мало что поймал.
— Наверное, разучился.
— Если так, то у тебя не очень-то получается научиться заново.
Сигруд вытащил леску, посмотрел на сардину и опять швырнул ее в воду.
— Карин спрашивала о тебе, — сказала Хильд. — Она видела тебя всего один раз. Хочет увидеть снова. Она этого не говорит, но я-то понимаю. Ты не мог бы вернуться в дом?
Сигруд ничего не сказал.
— Это ее право, Сигруд. Она имеет право видеть своего отца.
— Правда? — сказал он. — А меня можно назвать ее отцом?
— Что ты имеешь в виду?
Он промолчал.
— Пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.
— Я… я чувствую, что когда она смотрит на меня, то видит то, чем я не являюсь, — сказал Сигруд. — То, чем я, наверное, уже не смогу стать.
— Это неправда. Ты изменился — конечно, изменился, но остался самим собой.
Сигруд мрачно смотрел на воду, наблюдая, как леска поднимается и опускается.
— Через три дня из Галадеша вернется Сигню, — сказала Хильд. — Она помнит тебя еще лучше, чем Карин. И ей пришлось нелегко. Ты хотя бы ее поприветствуешь? Хотя бы к ней придешь?
— Я… попробую, — с неохотой сказал он.
Хильд промолчала. Затем подошла к нему, присела и наклонилась так, чтобы он не смог избежать ее взгляда. Он настороженно посмотрел на нее, чувствуя себя так, словно она читала в его шрамах все тайные сомнения, которые он испытал после возвращения.
— Помнишь, как мы встретились, муж мой? — резко спросила Хильд. — Помнишь, что я тебе сказала — мои самые первые слова, обращенные к тебе?
Сигруд на миг заглянул в ее лицо. Потом отвел глаза и начал снова вытаскивать леску.
— Нет, — сказал он.
Хильд посидела рядом с ним еще несколько секунд. Потом встала и ушла, скрылась из вида.
Конечно, это была ложь. Конечно, он помнил, что она сказала ему при первой встрече — он неуклюже ввалился на болота и спросил, чем она занята, и Хильд рявкнула в ответ: «Ты распугаешь всех лягушек, тупой дурень!» А в те дни он был кем-то вроде принца, и с ним никогда не разговаривали в таком тоне, отчего он и запал на это грязное, свирепое существо с длинным изящным копьем.
Почему он солгал? Почему сказал, что забыл? В тот момент это оставалось загадкой, но теперь, когда прошлое вертится вокруг
