Я первой прервала затянувшееся молчание.

— Ли-и-ис… — снова хрипло выдохнул Айтон. Потянулся к моей ладони, но тут же отдернул руку, сжал зубы и закончил уже спокойнее: — Здравствуй… Элис. Ты… Как ты?..

— Хорошо. Пожалуй, даже замечательно, — ответила совершенно искренне, и высший почему-то помрачнел.

— А ты… как? — С трудом заставив себя сдвинуться с места, обогнула гостя, прошла к креслу у окна и дождалась, пока мужчина сядет напротив. — Как у тебя дела?

Айтон неопределенно пожал плечами, ответил коротко и безразлично:

— Живу.

Повисла пауза.

— Ты изменилась. Неуловимо, но… стала другой. Не могу понять.

Я вздрогнула, услышав это заявление, а Айтон недоуменно нахмурился, явно пытаясь сообразить, что со мной не так. Неужели почувствовал? Но каким образом? Отец же сказал, что это невозможно.

— Ты хотел меня видеть… — произнесла я быстро, чтобы отвлечь алхора от несвоевременных мыслей.

— Да, я хотел…

Взгляд Айтона снова скользнул по моему лицу… Задержался на губах…

Рваный выдох.

— Хотел сообщить, как идет следствие, — будто через силу продолжил мужчина, вызвав у меня смутное ощущение, что он собирался сказать что-то совершенно другое — искреннее и очень нужное сейчас нам обоим, — но в последний момент сдержался и начал говорить о расследовании.

Вернув себе должность лорда-протектора, Айтон немедленно затеял полномасштабное разбирательство и за короткий срок успел узнать очень многое.

Записывающий кристалл отправили в лабораторию, тщательно изучили и все-таки нашли еле заметные следы вмешательства. Как это получилось, до сих пор выясняют — уже на самом высоком уровне, в крепости, но, в любом случае, записи теперь веры нет.

Агент, который доставил Чидлису кристалл, пропал, как в воду канул, но его ищут. И обязательно найдут.

Зато был допрошен ювелир-скупщик, его служащие, а также наши бывшие соседи — практически все жители квартала. Некоторые из них видели, как за несколько дней до происшествия Сетнер беседовал с незнакомцем, по описанию очень похожим на пропавшего агента. Мясника арестовали. Сначала он отнекивался и все отрицал, но очень быстро сдался и признался, что ему очень хорошо заплатили за то, чтобы он добыл у меня кольцо. Любым способом.

Зак, подумав, обратился к Нэссе, а затем свел ее со своим «работодателем». Что тот посулил женщине, лавочник не имел представления, но, так или иначе, именно невестка украла у меня подаренное высшим кольцо и передала его Сетнеру, а тот — щедрому незнакомцу. Скупщику украшение, скорее всего, носили уже под личиной. Ювелир подробно описал меня, и в его словах дознаватели не уловили ни капли лжи или неуверенности.

Расследование еще не закончено, но все, что уже удалось выяснить, четко и недвусмысленно говорило в мою пользу.

А еще Рик Харт, недавно вернувшийся в Кайнас и узнавший, что происходит, сам пришел к Айту и сообщил о Сэлне и о том, чему стал свидетелем. И даже возможное наказание за помощь в побеге одного из чистых, его не остановило.

Я слушала, уставившись на свои сцепленные на коленях руки, — только бы не смотреть на Айтона, и вместо удовлетворения испытывала странную досаду. Нет, я, конечно, была счастлива, что справедливость восторжествовала и мое доброе имя восстановлено. Это не могло не радовать. Но вместе с тем…

Я ведь и так знала, что невиновна. Всегда, с самого начала. Собственно, о расследовании мне и Эвераш рассказал бы. А от Айтона я надеялась услышать совсем другие слова. Какие? Не знаю… Но другие…

И он словно догадался об этом. Почувствовал, хотя и не понятно, как — мои эмоции теперь никто не мог слышать. Вдруг оборвал себя на полуслове, сжал в кулаки ладони и подался вперед, наклоняясь ко мне через стоявший между нами низкий столик.

— Я знаю, Лис, это расследование очень важно для тебя. Но, на самом деле, я не о нем хотел поговорить. Вернее, и о нем тоже… но потом. А в первую очередь — о нас с тобой.

— Только для меня важно? А для тебя? — в тоне невольно скользнула обида, и я мысленно выругала себя за это.

Проклятая демоническая кровь и все еще нестабильная магия к ней в придачу! Они делали меня слишком уязвимой, нервной, не похожей на саму себя. Приходилось сдерживать бурные, противоречивые, а главное, не свойственные мне раньше эмоции. Наверное, я кажусь сейчас отстраненной, самолюбивой гордячкой. Но ведь это не так… Не так…

— Для меня? — задумчиво переспросил Айтон. — Для лорда-протектора Варрии, да, предельно важно. Восстановить справедливость, найти предателей, наказать виновных, восстановить доброе имя тех, кого оклеветали. Твое доброе имя, Лис. И я не успокоюсь, пока не доведу дело до конца. А лично для меня…

Он неожиданно улыбнулся Той, прежней, улыбкой — открытой, невыразимо нежной. И у меня защемило сердце от нестерпимого желания обнять, прижаться, уткнуться носом в его плечо и вдохнуть привычный осенний запах. Снова пропитаться им, как прежде.

— Для меня важна ты. Не истина, не сведения о том, кто прав, кто виноват, а именно ты. То, что жива и здорова… Что есть не свете. Не скажу, что мне этого достаточно. Совсем нет, я не настолько бескорыстный, — уголки его губ дрогнули в подобии усмешки. — Но это необходимый минимум для того, чтобы я мог хотя бы дышать. Когда ваш отряд пропал… Когда я безрезультатно искал тебя и думал, что потерял навсегда… В тот момент я осознал это удивительно четко. И даже если бы в конце концов выяснилось, что ты в этом как-то замешана, я бы все равно защищал тебя до конца.

— Ты прогнал меня, отрекся, даже не выслушав.

Горло перехватило спазмом, и я с трудом выталкивала из него звуки — колючие, режущие.

— Да.

Айтон напрягся, на гладких скулах заиграли желваки, но взгляда он не отвел. Смотрел все так же неотрывно и прямо.

— Я долго размышлял о том, что скажу тебе при встрече. Мысленно подбирал слова, объясняя, почему так поступил. Убеждал… Уговаривал… Иногда получалось убедительно, иногда — не очень. Но, в любом случае, все это звучало, как оправдание, а я не хочу оправдываться. Я усомнился в тебе, пусть на мгновение, но все же… Вот единственная правда, которую не заслонить никакими отговорками и признаниями. Усомнился и чуть не совершил самую главную ошибку в своей жизни… Надеюсь, что все же не совершил.

Последние слова он произнес тихо и неразборчиво, скорее