Насвистывая привязавшуюся «Смело, товарищи, в ногу», Корбут свернул в правый рукав. Из-за безлюдья все звуки, подхватываемые эхом, были тут нарочито громкими. И охранники узнали о приближении профессора раньше, чем увидели его.
– Пусть все построятся в коридоре. – Корбут показал картонку с печатью. – Быстро!
Профессор был облачен в белый халат, который взволновал «бульдогов» гораздо больше, чем печать Москвина.
Лязгнул замок, стукнула решетка, заскрипела дверь.
– Эй, диссиденты хреновы, выходим по одному. Лапы за спину! Без лишних движений. Стреляем без предупреждения. Па-а-ашли!
Первым из темного проема двери появился человек в офицерской форме. Когда он наклонился, чтобы пройти в дверь, стали заметны следы содранных погон. Офицер забыл о приказе держать руки за спиной. Зажмурившись от яркого света, он прикрыл глаза ладонью, тут же получил удар прикладом между лопаток и распластался на полу. Охранник схватил его за шиворот и выволок в коридор.
– Встать, паскуда!
Офицер встал. Поднял голову. Корбут увидел фиолетовое от кровоподтеков лицо и глаза, превратившиеся в узкие щелки. Он узнал офицера.
– Профессор, итить твою мать! – Узник улыбнулся, и стало видно, что все передние зубы у него выбиты. – По мою душу пришел?
– Ма-алчать! – рявкнул охранник, подбегая к офицеру. – Счас я тебя заткну!
– Не трогать, – приказал Корбут. – Занимайтесь остальными. Здравствуй, Кирилл. Не знал, что ты здесь. Впрочем, все к этому шло. Твои речи на последнем съезде компартии слишком раздражали генсека…
– Да пошел он в жопу, твой генсек! Я даже рад, что больше не участвую в том бреде, который затеяла ваша говнопартия! Допрыгаетесь! Вас тоже поставят к стенке. И тебя, морда генетическая, и твоего генерального секретаря!
Михаил Андреевич раздраженно кивнул охраннику. Автоматная очередь отшвырнула диссидента к стене. Он сполз на пол, оставив на мраморной плитке два параллельных потека крови.
Другим узникам пришлось переступать через труп офицера. Оказалось, что сапоги имелись только у убитого. Все остальные были босыми. Восемь узников разного возраста – грязные, как кочегары, одетые в лохмотья. Все одинаково хлопали глазами и щурились, двоих трясло. Судя по мутным взглядам и проплешинам на головах, они получили приличную дозу радиации. Остальные выглядели не лучше, но не болели – дело было в плохой кормежке.
В коридоре завоняло так, что Корбуту пришлось прикрыть нос платком. Он медленно прошел вдоль строя. Остановился напротив приземистого толстяка со свежеразбитым носом в рваной матроске, которая сползла с плеча, обнажив татуировку тигра с разинутой пастью.
– Кто такой?
– А какая разница, начальник? Курнуть че-нить дай. Может, тогда обзовусь.
Корбут снова кивнул охраннику. Тот подошел к уголовнику и врезал ему кулаком в живот.
– Фу-у-у! Ах…
Толстяк сдулся, как пробитый мячик, согнувшись пополам.
– На том свете покуришь, – буркнул охранник. – На вопросы отвечать!
– Отвечу, начальник. Отвечу. Спрашивай.
– Не начальник. Товарищ Корбут. Повторяю: кто такой, откуда?
– С «Третьяковской». Погоняло – Челпан. Под Бугром хожу.
– Ходил. Если ты не в курсе, твой Бугор завербован нашими спецслужбами.
– Ссучился?!
– Давно.
– Вот падла. Если выберусь отсюда…
– Не выберешься, если я за тебя словечко не замолвлю. Зачем пришел сюда?
– Станция, говорили, зажиточная. Хотел оружием да «маслятами» разжиться…
– Вижу, накормили тебя ими досыта.
– Да уж, начальник… Ой! Товарищ Корбут…
– Один пришел?
Челпан ответить не успел. Мужчина, пострадавший от лучевой болезни, вдруг упал. Начал молотить босыми ногами по полу и выгибаться, на губах его выступила белая пена.
– Убрать эту падаль! – брезгливо поморщился профессор. – Второго, что трясется, тоже! Человеческий материал называется… И они хотят, чтоб из такого говна я слепил им конфетку…
Когда охранники выполнили приказ, Корбут продолжил беседу.
– Так один пришел?
– Не-а. – Толстяк вышел из строя, поднял руку, поочередно указал на двоих дружков. – Трое нас. Это Фикса, это – Глюк…
Выглядели кореша Челпана весьма колоритно. Фикса, узколобый мужик с носом, который своим изгибом очень напоминал свиное рыло, ухитрился получить в драке шрам, рассекавший обе губы, отчего рот его был постоянно приоткрыт. Свое прозвище уголовник получил за стальную коронку на одном из сохранившихся зубов.
Глюк выглядел гораздо представительнее. Коренастой фигурой и окладистой черной бородкой он чем-то походил на купца не последней гильдии. Портили его белесые брови, которые были постоянно изогнуты в гримасе удивления. Бегающие глаза и порывистые, дерганые движения выдавали в Глюке любителя галлюциногенных грибов, ширева, дури и прочих утех той категории людей, которые очень любят изучать повадки розовых слонов.
– Жить хочешь, Челпан?
– Хочу…
– Если будешь работать на меня, протянешь еще год-два. Большего обещать не могу. Уж очень паскудная у тебя рожа. Рука к пистолету тянется…
– А че делать-то?
– Позже узнаешь. – Корбут поманил охранника пальцем. – Челпана и его подельников отмыть, накормить, переодеть. После собеседования у Субботина – ко мне в кабинет. Занимайтесь.
Михаил Андреевич сунул платок в карман халата и двинулся в сторону станции.
– Началь… Товарищ Корбут! – окликнул профессора Челпан. – Можно…
– Чего тебе?
– Коцы[5]… Сапожки с офицерика сниму? Ему ж уже без надобности…
– Снимай, мародер чертов…
Прежде чем стаскивать сапоги, Челпан пнул мертвеца в бок.
– Я же предупреждал…
Уже через два часа вымытый, накормленный, чисто выбритый и переодетый Челпан сидел в кабинете начальника лубянской контрразведки Матвея Субботина и рассматривал носки своих новых сапог. Приказ Корбута был выполнен безукоризненно – на носу бандюги даже белела поперечная полоска пластыря.
Субботин, молодой блондин с нежным, почти девичьим лицом и большими обманчиво-наивными глазами, со скучающим видом задавал Челпану вопросы, а тот никак не мог взять в толк, зачем этому дотошному юнцу знать такие подробности его уголовной жизни. С трудом вспомнил свои имя-фамилию, запутался, рассказывая о бандитской иерархии на «Третьяковской», количестве людей и вооружении.
Матвей записал ответы Челпана и ткнул карандашом в направлении двери.
– Свободен. Пока. Поступаешь в распоряжение товарища Корбута. Зови дружков. Нехай вместе заходят.
На Фиксу и Глюка Субботин потратил двадцать минут – побоялся, что может нарушить умственное равновесие парочки дебилов. Фикса – жулик, Глюк еще и наркоман, Челпан… Ничего особенного. Уголовник. Зачем они потребовались Корбуту? Таким ведь ничего нельзя поручить – они плюнут на задание и пойдут грабить.
Матвей зачем-то помешал ложечкой грибной чай – сахара там не было. Он так задумался, что в один присест проглотил напиток, не заметив, что тот давно остыл.
Многие старые коммунисты удивлялись решению Москвина доверить Субботину, которому не было еще и тридцати, такой важный участок работы как оперативно-розыскная деятельность. А секрет кадрового кульбита объяснялся просто – Матвей являлся внебрачным сыном видного партийного деятеля, ближайшего соратника генсека, и пользовался его безграничным доверием. Правда, знали о родстве только самые высшие партийцы.
Отец не хотел признавать сына в открытую. Причины могло быть две. Функционер боялся подать плохой пример комсомольцам Красной Линии, а может, стеснялся того, что у сына имелся маленький физический дефект – шесть пальцев на левой руке. Такого наследника у одного из лидеров
