Глава тридцать восьмая

Арабелла

Во дворце Арабелле даже не пришлось притворяться. Ее изумление было искренним, волнение – неподдельным, восторг – настоящим. Никогда прежде она не видела такой роскоши. Даже ночью дворец блестел, подобно драгоценному камню в золотой оправе. Она будет бродить по лабиринту коридоров с широко расставленными руками, касаясь кончиками пальцев позолоченных стен.

Какая красота!

Арабелла с улыбкой взглянула на свое золотое платье. Сразу видно: во дворце ей самое место. Здесь она появилась на свет, здесь ее родной дом. Наконец-то она вернулась.

После осмотра ее покоев и знакомства с советниками и прислугой Дженри повел ее в лазарет. От запаха химикатов щекотало в носу и щипало глаза. Арабелла заморгала и смахнула с ресниц слезинки.

Она ожидала увидеть четыре тела, но в комнате было лишь одно, и то – под белой простыней. Труп ее матери.

Инспектор поманил ее длинными пальцами, и она подошла поближе.

До чего же странно было стоять над телом матери, зная, что именно она, Арабелла, повинна в ее смерти. Хотя эта женщина подарила ей жизнь, Арабелла не горевала и не испытывала угрызений совести. Она не чувствовала ничего, кроме горькой обиды, ведь мать решила, что она слишком слаба, чтобы удержаться на троне. Как она заблуждалась!

– Я готова, – сказала она, и инспектор отдернул простыню.

С ее губ сорвался крик. Теперь ясно, почему Макель не пускал ее в Город Согласия смотреть новости королевского двора. Ее легко могли узнать. У нее были те же каштановые волосы, те же широкие скулы, тот же подбородок с ямочкой, что и у матери. Вот только брови были темнее, а нос – короче.

– Как мы похожи! – воскликнула Арабелла, закрывая лицо руками. Она что-то почувствовала, и это была не горечь обиды.

На плечо ей легла рука.

– Соболезную, миледи, – сказал Дженри.

Только это она все утро и слышала. Соболезную вашей утрате, миледи. Примите мои соболезнования, миледи. Как вы себя чувствуете, миледи? Что я могу для вас сделать, миледи?

Она была сыта по горло. Когда уже они вытрут слезы и объявят ее королевой?

Арабелла отняла руки от лица, снова взглянула на мать и глубоко вздохнула.

– Ничего. Я просто такого не ожидала.

Она ни разу в жизни не видела труп, даже когда умерла ее приемная мать.

В этом все дело. Она не ожидала, что окажется копией матери. Не ожидала, что после смерти та будет выглядеть такой живой. Дело вовсе не в чувстве вины. В конце концов, мать была ей чужим человеком. Родство – это всего лишь узы крови, пустое слово. Ее мать сама так считала. Иначе бы не лишила Арабеллу короны и не выслала тайком из дворца. Маргарита явно ни во что не ставила дочь. И потом, рано или поздно все умирают. Арабелла просто устроила все так, чтобы мать умерла в подходящий момент. Ее смерть позволит Арабелле взойти на престол и, таким образом, обретет смысл. А это чего-то да стоит, ведь смерть так часто бывает бессмысленной.

– Мы оставим вас, – сказал Дженри, и они с инспектором ушли.

Разглядывая мать, Арабелла размышляла, как сложилась бы ее жизнь, если бы их не разлучили. Никогда прежде она об этом не задумывалась. Маргарита была великой королевой – Дженри не уставал повторять это всю дорогу до дворца.

Самой сильной, самой доброй, самой мудрой.

Дженри явно думал, что дифирамбы принесут Арабелле покой. Мол, хотя ее матери не стало, за свое правление она совершила много великих дел. Но слова приносили лишь боль. Причем такую, какую Арабелла еще никогда не испытывала.

– Прости, мама, – прошептала Арабелла.

Глупо, конечно, но в чертах покойницы было что-то такое, из-за чего Арабелле хотелось вывернуть душу наизнанку и выложить все свои темные секреты. Скоро траурная процессия, и другой возможности уже не представится. Теперь, когда расследование завершено, королев поместят в подземный склеп, где их больше никто и никогда не увидит.

– Надеюсь, ты не сильно страдала, – сказала Арабелла. Ей казалось, что отравление ядом – это не так уж плохо, но, судя по всему, смерть Маргариты была самой долгой и мучительной из всех. И об этом Арабелла сожалела.

– Пойми, тут ничего личного, – продолжила она, коснувшись руки покойной. – Ты погибла не зря. Когда мы встретимся в квадранте без границ, я все тебе объясню. Ты поймешь, что я не могла расправить крылья, пока ты была жива.

В голове у нее вихрем кружились сотни слов: более подходящих, более осмысленных – но у нее не было времени на вторую попытку. Жизнь вообще не дает вторых попыток.

Встряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок, она взглянула на мать и сказала:

– Прощай, мама.

Теперь эта женщина с бледными губами и лиловыми веками для нее никто.

Глава тридцать девятая

Киралия

Моя камера была вдвое больше пещеры, в которой я укрывалась полгода назад. У меня было целых четыре дня, чтобы изучить ту пещеру вдоль и поперек. Я даже знала, насколько в ней можно вытянуть руки, пока не упрешься в стены. Я так часто вспоминала ее, что вскоре уже не могла отличить прошлое от настоящего. Из-за долгой изоляции в моем сознании не осталось ничего, кроме мглы и крови, крови и мглы. Никогда бы не подумала, что захочу вернуться в ту кошмарную пещеру, но даже четыре дня у бесчувственного тела отца были лучше того, что происходило со мной теперь. Единственным напоминанием, что я еще здесь, что я еще жива, была невыносимая тяжесть в груди.

Казалось, с тех пор, как я погрузилась во тьму, с тех пор, как последний раз видела Варина, прошла целая вечность. Почему он меня предал, по-прежнему оставалось загадкой. Может быть, Макель пообещал ему ГИДРу? Но Варин сам сказал, что уступил бы ее моему отцу. Неужели солгал? Неужели он научился у меня лгать?

Зря я ему доверилась! Стоило потерять бдительность, и он меня предал. Как я его за это ненавидела!

Где теперь Макель? Где его подручные? Может, им тоже удалось провести инспектора? Может, они уже восседают на тронах, вцепившись в подлокотники из красного дерева гниющими руками?

Казалось, мое заключение тянулось неделями, хотя на самом деле прошло всего два дня. Я знала это, потому что мне уже шесть раз