— Понимаю. Проходите в дом. Ваши вещи принесут.

Кетиль вернулся под крышу, ёжась от студёных порывов ветра, что то и дело со свистом проносились по двору. Ингольв махнул рукой остальным, призывая идти за ним. И тяжёлое блаженство охватило тело, стоило только ступить в тепло согретых очагом стен. Асвейг потёрла руки, неспешно осматривая просторное жильё с высокими сводами. Устроено здесь всё было проще, чем в доме конунга, но так же добротно и с любовью. Но бросался в глаза недостаток рабочих рук, что могли бы привести всё в надлежащий вид. Недалеко от очага скопилась на полу небольшая лужица, показывая, что именно в этом месте слегка подтекает крыша.

— Проклятые дожди, — словно заметив внимание Асвейг к его жилищу, посетовал Кетиль. — Крыша течёт уж какой день, жду хоть одного сухого, чтобы залатать.

Из душноватого, пахнущего отсыревшими дровами полумрака вышла навстречу Сиглауг, а за тонкой стенкой в стороне женского входа в дом, послышалась тихая возня и хныкание ребёнка. Ингольв так и встал, не сделав и следующие полшага. Асвейг остановилась за его плечом, чувствуя, как будто бы ножом режут и её тоже чужие разодранные ощущения.

— Здравствуй, Сиглауг, — показалось, чуть сдавленно проговорил викинг.

Женщина кивнула, мельком глянув на гостей, что по приглашению хозяина уже расселись по лавкам вблизи огня и начали скидывать сырые плащи, чтобы просушить, пока есть возможность.

— Значит, рассказала тебе Мёрд… — ровно и холодно ответила, сложив руки перед собой.

— Рассказала. Увидеть его хочу.

— Зачем?

Дыхание Ингольва сбилось. Асвейг торопливо схватила его за локоть, предупреждая вспышку гнева и старых обид, что сейчас раскаляли воздух в широкой груди. Он явственно подбирал слова, чтобы не оказаться слишком резким в чужом доме. Чтобы в кои-то веки попросить, а не потребовать.

— Он мой сын. И я хочу увидеть его, — прозвучало с напором и твёрдостью.

Женщина переглянулась с хозяином, но тот вмешиваться не стал: в конце концов, он тому мальчику никто, даже крови общей в них нет. И приютил его в своём доме, взял на воспитание только ради сестры, что поселилась у него после смерти мужа.

— Он всё равно не запомнит тебя, — Сиглауг пожала плечами. — Ты мелькнёшь один раз, а там уйдёшь снова, пропадёшь на зимы. Может, погибнешь где, повинуясь своей неуёмной жажде крови. Зачем пришёл? Разве судьба сына как-то пересечётся с твоей после? Мать нагуляла его. Оставила, чтобы спастись от гнева мужа. Но и она тебе никто. Как и этот ребёнок.

— Не тебе это решать! — чуть повысил голос Ингольв. — Почему ты считаешь, что я недостоин быть его отцом? Почему считаешь, что пропаду из его жизни? Кто ты такая, чтобы так говорить?

— Успокойся, Ингольв! — с угрозой буркнул Кетиль. — Дитё разбудишь.

— А разве он нужен тебе? — продолжила настаивать на своём упрямая женщина.

И чем дальше, тем яснее становилось, почему они раньше плохо ладили. Уж такие предубеждения, что Сиглауг хранила в сердце насчёт Ингольва, редко когда встретишь.

Викинг шумно вдохнул, сощурившись.

— Ты потеряла сыновей, — ударил он по больному — и лицо мачехи тут же побелело, — но мой ребёнок тебе их не заменит.

Канули в пропасть непонимания и застарелой вражды все благие намерения, с которыми Ингольв шёл сюда. Он сжал кулаки. Асвейг скользнула вниз по его руке ладонью, попыталась разжать пальцы.

— Ингольв, прошу, — шепнула и потянула в сторону, намереваясь отвлечь его хоть на пару мгновений. И дать Сиглауг прийти в себя после резких слов.

Он на удивление повиновался. Вместе они снова вышли наружу, под навес. Асвейг всё же удалось наконец взять его ладонь в свои, слегка поглаживая, чтобы утихомирить вспыхнувший гнев. Ингольв встал, запрокинув голову, и из груди его донёсся тихий стон.

— Невыносимая женщина, — уже немного успокоившись, проворчал он. — Как отец терпел её всю жизнь?

— Наверное, любил, — Асвейг улыбнулась. — Зря ты заговорил о её сыновьях. Тебе нужно попросить прощения. Она всё равно позволит тебе увидеть Одди. Так к чему ругаться в чужом доме?

Ингольв опустил на неё взгляд, провёл ладонью вверх до её локтя. То ли от вновь заструившейся по лодыжкам прохлады, то ли от его прикосновения, лёгкая дрожь пробежала по спине.

— Никогда я не стал бы просить прощения за то, на что имею право. Но сейчас у меня нет другого выхода. Ты права, — вдруг его холодные пальцы коснулись щеки, пробежались к виску, тронув самыми кончиками волосы.

Но будто мысленно одёрнув себя, Ингольв опустил руку.

— Дай ей поупрямиться, раз хочется, — шепнула Асвейг напоследок.

Они снова вернулись в дом. Видно, в это время хозяин что-то сказал и сестре, потому как теперь её лицо выражало только злую обречённость. Остальные гости молча исподтишка поглядывали на всех, не считая себя вправе вмешиваться в семейные дрязги.

— Одди спит, — нехотя бросила Сиглауг. — Как проснётся, ты, конечно, увидишься с ним. А пока обогрейтесь с дороги. Вижу, вы ехали под дождём не один день.

Надо же, как подменили. Кетиль довольно усмехнулся, сидя в стороне: всё ж сумел приструнить нелёгкий норов сестры, которая и тут, верно, считала себя за кого-то вроде хозяйки. Многолетнюю привычку так просто не искоренишь. Как только всё стихло, и гости начали подвигаться ближе к очагу, над которым как раз готовилась, исходя невыносимо приятным ароматом, каша, из-за огороженного угла вышла невысокая русоволосая женщина. По такой не вдруг скажешь, сколько ей лет: они и до старости, пока не начинают проступать явные морщины на лице, могут сойти за девчонку. Особенно как мельком встретишь где. Мелкие, но вполне приятные черты её почти тонули в глубоких тенях. Она на удивление твёрдо и по-хозяйски поздоровалась со всеми и заняла место рядом с мужем. Оказалось, её зовут Гейра и при ближнем знакомстве стало видно, что лет ей совсем немногим меньше, чем Сиглауг.

Не слишко-то удобно было стеснять хозяев, которым сейчас и без многочисленных гостей приходилось плохо. Потому к каше Ингольв предложил добавить вяленой говядины из дорожных запасов. Никто возражать не стал. Еда сразу стала насыщеннее и, несмотря на то, что после долгого пути, и так в горло проскакивала будь здоров — ешё вкуснее. Под строгим взглядом Сиглауг разговор не особо ладился.

Говорилось всё о каких-то незначительных и отстранённых вещах. Однако и тут Ингольв сумел выведать между делом полезное для себя. Рассказал Кетиль, что и на всех ближних одалях дела идут хуже некуда. Молодой ярл после смерти отца оказался не столь умелым в помощи тем, кто входил в его херад. Люди всё больше на себя теперь надеялись, да не всем удавалось жить,