Конечно, это не надолго, но хоть временное облегчение.

— Я согласилась помочь тебе только ради Ингольва, — наблюдая за ней, процедила Мёрд. — Надеялась, что тебя больше в жизни не увижу.

— У жизни другие планы на нас.

Мёрд фыркнула и закрыла дверь, ничем не дав понять, чего ждать теперь: то ли и правда встречи с Хаконом, то ли подлости очередной. А ну как теперь этот детина кинется?

По спине пронёсся холодок. Асвейг покосилась на стража, который даже не смотрел в её сторону, замерев у двери. Нет, он просто надзирать приставлен, а не творить бесчинство и унижать по приказу конунговой супруги. Время в ожидании потянулось, словно нить с прялки. Снаружи доносились голоса, едва слышное шуршание травы, когда кто-нибудь проходил достаточно близко от двери. И вдруг прозвучал отрывистый приказ не тереться здесь и идти работать: видно, любопытствующих, которые желали бы услышать хоть обрывок разговора с пленницей, набралось предостаточно.

Хакон резко открыл дверь и вошёл, исподлобья оглядев и стража, и Асвейг, которая сидела за столом в комнате дальше. Он тихо распорядился воину выйти, тот возразил было, но всё же послушался. Конунг неспешно подошёл и остановился напротив Асвейг, которая уже встала ему навстречу.

— Правду сказать, не думал, что Ингольв станет таскать тебя за собой так долго, — прикрыв обрубленную по локоть культю плащом, другую руку он заложил за спину.

— Так уж вышло, — Асвейг пожала плечами. — И раз уж он доверяет мне, я хочу попытаться оправдать его перед тобой. Потому как ни в чём, что говорит та женщина, он не виноват.

— Я догадываюсь, что она многое скрывает. И не верю, чтобы Ингольв решил начать разбойничью жизнь. Но у неё видоки. За её спиной родичи, которые подтвердят каждое её слово. И люди верят ей, — Хакон вздохнул. — К тому же скоро приедет Альвин Белобородый. Ты ведь помнишь его? Тогда Ингольву вряд ли удастся избежать казни. Его и так уже кличут нидингом. За трусость. Это только всё усложняет.

— Ты ведь не желаешь зла ему, конунг, — Асвейг пристально вгляделась в его спокойное лицо. — Так позволь мне вступиться. Дай слово на тинге.

— Ты пленница. И он обидел меня достаточно в своё время. Что, впрочем, не позволяет мне вредить ему нарочно.

— Вредить нарочно не позволяет тебе совесть. И благородство.

— Не льсти мне, женщина, — Хакон улыбнулся, и улыбка его оказалась приятной.

Не зря даже увечье когда-то не умаляло его привлекательности для девушек. Во время разговора с ним оно и вовсе забывалось как что-то незначительное. Что же не нравилось Мёрд в жизни с молодым, толковым и справедливым правителем? Неужто настолько сердце до сих пор сохло по Ингольву?

— На лесть у меня нет времени и желания, — Асвейг невольно улыбнулась в ответ. — Я хочу привлечь свидетеля, который лучше всех знает, что произошло. И он не сможет солгать.

Конунг заинтересованно оглядел её лицо, поиграл желваками, размышляя и, кажется, о чём-то уже догадываясь.

— Кто же он?

— Убитый Види, — не моргнув глазом уронила она. — Ты ведь наверняка знаешь, кто я. И каковы мои умения. Я могу как упокаивать мёртвых, так и призывать их вновь.

— Только за эти слова мне стоило бы сжечь тебя на костре, — Хакон чуть приблизился и сощурился плутовато, давая понять, что таких намерений вовсе не несёт в мыслях. — То, что ты совсем не обычная рабыня, мне стало понятно ещё тогда, когда Ингольв, не раздумывая, убил побратима ради тебя. А сейчас я вижу, что ты ещё опаснее, чем казалось.

— Мои способности весьма скромны, — Асвейг развела руками. — Но для того, чтобы воззвать к ответу погибшего Види, их будет достаточно. Он умер не так давно. Только позволь мне. Дай добро словом конунга.

— Что я получу взамен? — он отвернулся и прошёлся взад-вперёд. — Боюсь, кроме новых проблем, свобода Ингольва мне ничего не даст. Так каков резон?

— Люди станут доверять тебе ещё больше, когда увидят высшую справедливость. Разве не это самое важное для правителя? А если за тобой будет народ, то всё остальное достигнется гораздо легче.

— Сразу видно, что ты и с Лейви знаешься: приноровилась словами мёд лить, — Хакон вдруг расхохотался, но скоро снова стал серьёзным. — И говоришь ты всё верно. Но я всего лишь человек. И я бываю мелочен. Бываю злопамятен. Одной любви народа, который и без того уважает меня достаточно, мне мало.

Асвейг тихо и глубоко вздохнула, готовясь слушать его дальше.

— За возможность сказать правду можешь требовать соразмерную цену.

Конунг остановился полубоком и нарочито сосредоточенно задумался.

— Думаю, плата окажется гораздо меньшей, чем ты думаешь, — он криво усмехнулся, но в глазах его залег холод. — Как только Ингольв и вы все будете оправданы перед людьми, ты придёшь, чтобы разделить со мной ложе. Всего-то. Наверное, ничем другим расплатиться со мной ты не сумеешь.

— Зачем, конунг? — Асвейг взглянула на него, и правда не понимая.

Неужто ему, правителю, наложницей которого не откажутся стать многие из женщин, приглянулась именно она? Тем более сейчас, не слишком чистая и причёсанная после долгой дороги. Да и раньше он знал её рабыней. Страха перед тем, чтобы провести с ним ночь, не было. Почему-то она знала, что он не станет мучить или унижать. Просто знала. И не могла разуметь, зачем ему понадобилась столь сомнительная плата за услугу.

Хакон запахнулся в плащ и уже повернулся уходить.

— Говорю же: я бываю злопамятен. Но за эту малость ты получишь многое. Ты получишь слово на тинге. Разве не так?

Больше ничего объяснять он не стал. Просто вышел, оставив Асвейг в замешательстве и смятении. Отступаться она, конечно, не надумает. И раз Хакону нужно, чтобы она пришла к нему, она придёт и сделает всё, что тот пожелает. Собственное тело после надругательства Эйнара теперь не являлось для неё большой ценностью. Главное, выбраться отсюда живыми и сохранить хотя бы обрывки доброго имени. Чтобы не ходить, уперев глаза в землю, и не сносить постоянные насмешки людей. Такая жизнь способна показаться хуже смерти. Она знала это, хранила воспоминания об этом в самых глубоких закоулках памяти.

Как только конунг скрылся за дверью, снова вошёл страж. Бесстрастно окинув Асвейг взглядом, он повёл её обратно в лагерь. Всю дорогу она раздумывала над разговором с Хаконом, пытаясь понять. И только по возвращении, натолкнувшись на яростный и вопросительный взгляд Ингольва, который так и сидел, привязанный к телеге, словно зверь, вдруг поняла. Конунг всё знал. О том, что его жена сбежала от него к викингу с брачного ложа. Но только напрасно Хакон надеялся, что, овладев Асвейг,