Стены короткого прямого коридора показались ей странными и шершавыми, совсем иными, чем те, что она помнила. Пришлось обратить на них куда более пристальное внимание и разглядеть, что это такое.

Каждое свободное пространство всех поверхностей, кроме пола, занимали насекомые. Те самые, что она видела чуть раньше.

Не кузнечики. Нет.

Саранча.

Она, казалось, впала в спячку, сидела не шевелясь, даже когда девушка коснулась жестких крыльев одной из них. Этих тварей в доме было несколько десятков тысяч, и все они чего-то ждали.

Шерон сдула с левой ладони невидимую пыльцу, и та осела на головах, странных глазах, усиках, лапках и крыльях белым мерцающим пятном среди серо-стального живого ковра.

Указывающая еще четырежды провела тот же ритуал, пока кралась, направляемая костями, в глубь многокомнатного дома, а затем вышла в широкий холл, устланный коврами, где часто проводила время, пережидая часы дневной жары.

Окна были распахнуты, и ирифи резвился с тонкими занавесками, забрасывая с улицы пыль. Огромная бесформенная фигура восседала на столе, точно ворона, обожравшаяся мертвой плоти. Сулла повернул голову в ее сторону, и где-то на втором этаже раздался глухой удар, а затем тихий вскрик.

Но Шерон была слишком заворожена лицом, которое наконец-то смогла разглядеть.

Простое. Закаленное солнцем. Продубленное морскими ветрами. С яркими голубыми глазами и волевым подбородком. Чуть рыжеватые волосы, как у многих, кто родился на Летосе. И… такой знакомой улыбкой. Сейчас показавшейся ей не привлекательной, а отвратительной и жуткой.

Лицо Димитра. Демон пустыни принял облик того, кто был ей когда-то дорог.

Сулла резко встал — ему, высоченному, пришлось сгорбиться, чтобы голова не разбила потолок, — а затем шагнул к ней. Она, забыв об игральных костях, повернулась и бросилась прочь, на улицу. Убегая, Шерон слышала, как он нагоняет ее, и в этот момент пыльца, оставленная ею на стенах, начала беззвучно взрываться.

Ярко-белые вспышки одна за другой, точно огненные астры, распускались за спиной указывающей, заманившей сулла в ловушку. Саранча с неприятным треском сотнями сгорала, и ее крылышки падали с потолка, крутясь в воздухе, словно кленовые семена.

На крыльце она остановилась и повернулась, смотря, как искалеченная фигура, лишившаяся ног, ползет к ней, подтягиваясь на руках.

Все еще Димитр. Такой близкий, родной и… совершенно чужой. Ее не тронуло его искаженное от боли лицо. Она испытывала не жалость, а злость. Глубокую ярость, что эта мерзкая тварь осмелилась брать ее память и ее потерю.

Руку Шерон охватило белое пламя, и она швырнула его в сулла. Личина твари сгорела, распалась на сотни лапок, телец, жвал саранчи. Он перевернулся на спину, выгнулся дугой, забился в припадке, а его руки, все еще опасные, хватали пустоту, пытаясь дотянуться до нее.

Шерон тихо свистнула, точно подзывая охотничью собаку, и кости, ждавшие в холле, покатились к хозяйке, оставляя за собой белый след, тонкие нити, липнущие друг другу, путающиеся между собой, заполнившие коридор.

Кубики закрутились вокруг поверженной твари, оплетая коконом света, пока порождение той стороны не скрылось в нем, и подкатились к девушке, протягивая к ее ногам последнюю нить.

Шерон взяла ту левой рукой, намотала на запястье, потянула, чувствуя, как она врезается в кожу, а затем и режет ее. Но даже несмотря на боль не остановилась, стягивая капкан, чувствуя сопротивление того, кто попал в него.

Сильнее. Еще сильнее. Пока нити разом не лопнули с тем звуком, когда неумеха всей рукой дернул струны лютни, совершенно не зная, как на ней играть. Указывающая подалась вперед, чтобы увидеть то, что осталось от сулла, но там был лишь песок, раздавленная саранча и странный череп, больше подходящий шакалу, чем человеку, похожий на расплавленный оникс.

Из комнаты Бланки Эрбет лился тусклый свет, воспринимавшийся зрением указывающей как мерцание, которое постоянно меняло цвет.

Розовый, кобальт, зеленый, желтый, оранжевый, серый, бордовый…

Она распахнула дверь и замерла на пороге, быстро оценивая ситуацию.

И без того маленькая комната незрячей стала еще тесней. Сулла, такой же огромный, как его товарищ, стоял согнувшись, касаясь головой потолка и тянул руки к сидевшей на полу женщине, которая прижимала к себе фигурку Арилы, найденную когда-то Тэо.

Статуэтка в руках Бланки излучала странное сияние, и по стенам ползли нелепые тени, точно комната находилась глубоко под водой и огромные водоросли, а может быть, щупальца неизвестного существа, словно нити колышутся в такт неощутимому течению.

Здесь каждый дюйм был пронизан необычной силой, природы которой Шерон не понимала. Она была не злой и не доброй, но столь мощной, что пламя на ее левой руке стало слабеть, а кости не смогли вкатиться в комнату, как будто кто-то невидимый отталкивал их.

То же самое происходило и с сулла.

Он пытался дотянуться до Бланки, но наткнулся на невидимую преграду и шарил когтистыми руками, стараясь найти брешь в этой нелепой обороне.

— Эй! — позвала Шерон. — Оставь ее!

Сулла повернул голову, и его лицо потекло, изменилось, став лицом старой Ауши. Взгляд старухи впился в указывающую, но Шерон не дрогнула.

И тогда Аушу сменил Йозеф.

— Ах ты, гадина! — процедила девушка.

В Карифе считают, что сулла показывают живым лишь мертвых, но девушка не желала верить в то, что ее учитель мертв.

Она позволила схватить себя за левое запястье, и дар, «прижатый» сиянием статуэтки, оплел белым светом всю ее руку, стал вязким, так что сулла попал в патоку, точно муха.

Очень большая муха.

Шерон, чувствуя, что ее ноги отрываются от пола, на мгновение пожалела, что оставила стилос перед домом. Прежде чем она успела что-то сделать, Бланка вскочила и с силой стукнула фигуркой Арилы по расстеленному ковру, и по всему дому пробежала дрожь, низкая, отдавшаяся в висках Шерон зудящей болью.

Сулла, не удержавшись на ногах, полетел вперед, сломав деревянные перила, и указывающая разорвала контакт, освобождая руку за мгновение до того, как он рухнул вниз, в холл. Он валялся там, слабо барахтаясь, оглушенный и совершенно растерянный, пока еще не опасный, и саранча на стенах громко шуршала сухими жесткими крыльями, волнуясь.

Она спустилась по ступеням, прыгая через одну, и